140 лет назад в Томской губернии скончался благочестивый старец Федор Кузьмич. По народной легенде, под этим именем провел свои последние годы российский император Александр I. Поговаривали, что будто бы царь не умер, а странствовал с посохом по России. Потом долго жил в Сибири под именем Федора Кузьмича. Невероятная историческая загадка и по сей день будоражит умы.
Как-то раз Вяземский обронил об Александре I: «Сфинкс, не разгаданный до гроба». Добавим, что и после гроба. Но кто только не брался отгадывать!
Мог ли царь бросить все и уйти? Всю жизнь над Александром I тяготел укор совести за участие в заговоре против собственного отца – Павла I. В свое царствование император осуществил в России немало реформ, выиграл войну с Наполеоном, за что и был прозван Благословенным.
Однако грех цареубийства не отпускал даже и четверть века спустя. Александра тяготила и незавершенность реформ по облегчению участи народа, сама невозможность их завершить.
В последние годы жизни он отличался смиренной жизнью. Его все чаще видели стоящим на коленях. Царь подолгу молился. И стоит ли удивляться легенде, что однажды душа его и вся судьба перевернулись – император стал нищим странником?!
…Александр I неожиданно скончался в Таганроге 19 ноября 1825 года от страшной и неизвестной болезни. Спустя несколько дней прошло погребение императора в закрытом гробу в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга. На престол вступил его младший брат Николай I.
В царствование внучатого племянника Александра Благословенного – Александра III – могила была вскрыта, но саркофаг обрели пустым. А в 1919 году подвергавшие все и вся ревизии большевики также вскрывали гроб в поисках сокровищ царской семьи, после чего пустили слух, что тела самодержца нет.
Жизнь Федора Кузьмича более или менее хорошо прослеживается с середины 30-х годов ХIX века. О том, что он делал прежде, имеется несколько весьма смутных намеков. Есть версия, что после своей мнимой смерти государь отправился в Саровскую пустынь, где окормлялся преподобным Серафимом под именем послушника Федора. Сохранился рассказ, как император Николай I не поленился однажды проскакать сотни верст до Сарова, чтобы повидаться с Федором Кузьмичем.
В пользу этой версии можно сказать лишь то, что первые упоминания о Федоре Кузьмиче появляются через какое-то время после смерти святого Серафима. Некоторые изречения старца выдавали его знакомство с преподобным. Обратимся к официальным документам.
Первое свидетельство о Федоре Кузьмиче датируется 4 сентября 1836 года. Старец ехал на лошади, запряженной в телегу через Кленовскую волость Красноуфимского уезда Пермской губернии. Ехал в неизвестном направлении.
Документов при нем не нашли, зато на спине обнаружены были следы ударов кнутом или плетью. 10 сентября дело бродяги было разобрано в суде.
Старик имел величественную наружность, приятное обхождение и манеры. Это очень расположило к нему судей, однако все просьбы открыться, сообщить, какого он звания, были тщетны. В результате бродяга был присужден к 20 ударам плетей. Хотели отдать его в солдаты, но по возрасту он был к этому непригоден. Тогда решено было выслать старика в Сибирь.
И здесь вот что любопытно. Старец приговором остался доволен, но, сославшись на неграмотность, доверил расписаться за себя мещанину Григорию Шпыневу. Между тем нам доподлинно известно, что Федор Кузьмич был не просто грамотен, но хорошо образован. И всю жизнь опасался, что образец его почерка попадет к властям.
Не только красноуфимцы дивились манерам Федора Кузьмича. Он был единственным человеком во всей партии заключенных, отправленных в Сибирь, кто не был закован в кандалы.
На ночлегах ему отводили особое помещение. Офицеры, солдаты и сотни каторжников полюбили старика, как отца. Он заботился о слабых и больных, для всякого находил теплое слово. Здесь важно подчеркнуть, что почитание старца началось задолго до появления легенды о его царственном происхождении.
В Томск арестанты прибыли 26 марта 1837 года.
Первые пять лет своей ссылки Федор Кузьмич прожил в селе Зерцалы близ Томска. Заметив желание старца удалиться от людей, казак Семен Сидоров построил ему келью-избушку в станице Белоярской.
На праздники его заваливали дарами – пирогами, шаньгами. Он охотно принимал их, а потом раздавал нищим и странникам. Денег никогда не принимал и не имел.
Никто не видел, как он молился, но после смерти обнаружилось, что колени старца представляют собой сплошные мозоли. Он строго постился, но не требовал, чтобы и другие следовали его примеру.
Ходил по селениям и учил детей грамоте, но поучать, лезть с советами ни к детям, ни ко взрослым не пытался. Быть может, поэтому к нему шли за советами отовсюду, шли тысячами. Огромного роста, большой силы, голубоглазый старик в белой полотняной рубахе не воспринимался как юродивый и не вызывал жалости. Поднимал на вилы целую копну сена и легко ворочал бревнами. Это был добрый и умный богатырь, искупающий старые грехи.
Все понимали, что он птица высокого полета, спрашивали, не тяготит ли его нынешняя жизнь, полная лишений. Старец улыбался в ответ и говорил примерно следующее:
«Почему вы думаете, что мое нынешнее положение хуже прежнего? Я сейчас свободен, независим, покоен. Прежде нужно было заботиться о том, чтобы не вызывать зависти, скорбеть о том, что друзья меня обманывают, и о многом другом. Теперь же мне нечего терять, кроме того, что всегда останется при мне – кроме слова Бога моего и любви к Спасителю и ближним. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе духа».
Императора Александра опознал в старце местный священник отец Иоанн Александровский. Он за какую-то провинность был выслан в Белоярскую из Петербурга. Священник неоднократно и открыто заявлял, что не мог ошибиться, так как видел императора много раз. Все это заставило Федора Кузьмича жить в своей келье почти безвылазно. Наконец он решился покинуть станицу Белоярскую.
Многие зажиточные крестьяне стали его звать к себе, но старец выбрал избушку беднейшего крестьянина Ивана Малых. Тот только что окончил срок каторжных работ, жил с большой семьей, в кругу которой старец провел зиму. Затем ему из старого овечьего хлева крестьяне соорудили новую келью. Здесь Федор Кузьмич прожил десять лет.
В 1849 году старец перебрался в келью, построенную для него крестьянином Иваном Латышевым близ села Краснореченского, рядом с пасекой. Об этом периоде сохранилось воспоминание, как Федора Кузьмича навещал архиерей – Афанасий Иркутский.
Что поразило местных жителей: разговаривали они на иностранном языке – скорее всего, на французском. На этом языке старец общался и с другими знатными посетителями.
Удивительны были рассказы Федора Кузьмича о последних десятилетиях русской истории, которую он знал едва ли не досконально.
Рассказывая о войне 1812 года, он сообщал такие подробности, что его знакомые из образованных ссыльных, священники, казаки, солдаты не переставали удивляться.
Вспоминал об Аракчееве, Суворове, Кутузове. О Кутузове старец обронил, что царь Александр этому полководцу завидовал. И рассказал, как вышло, что Кутузов был назначен главнокомандующим в Отечественную войну:
«Когда французы подходили к Москве, император Александр припал к мощам Сергия Радонежского и долго со слезами молился этому угоднику.
В это время он услышал, как внутренний голос сказал ему: «Иди, Александр, дай полную волю Кутузову, да поможет Бог изгнать из Москвы французов». (При этом читайте важный материал: «Кутузов был… масоном высокого градуса посвящения, сознательно сдавшим столицу «брату-каменщику» — Наполеону! «Скажи-ка, дядя, ведь не даром, Москва, спалённая пожаром»… масонам отдана?» — ред.)
Когда пришло известие о смерти Николая Первого, Федор Кузьмич отслужил панихиду и долго, истово, со слезами молился.
Однажды в присутствии старца рабочие запели песню «Ездил Белый русский Царь», в которой рассказывалось о победоносном шествии Александра Благословенного на Париж. Федор Кузьмич слушал, слушал, потом заплакал и сказал:
«Друзья, прошу вас больше не петь этой песни».
Последние годы Федор Кузьмич жил в доме купца Семена Феофантьевича Хромова, который то богател, то разорялся, одно время даже владел золотыми приисками.
«Охота тебе заниматься этим промыслом, – заметил ему старец при первой встрече, – и без него Бог питает тебя». Потом строго наказал не обирать рабочих, пока будет владеть приисками, и не развивать добычу золота. Человек Хромов был, впрочем, хороший, и старец в конце концов согласился переехать к нему.
Перед смертью Федор Кузьмич немного погостил у своего первого благодетеля казака Семена Сидорова. На обратном пути до самого Томска перед повозкой двигались два ослепительно белых столба. Старец не глядел на дорогу, но когда дочка Хромова Аня обратила на столбы внимание Федора Кузьмича, тот промолвил тихо:
«О, Пречистый Боже, благодарю!»
В последние свои дни старец страдал, но терпел, стараясь никого не беспокоить. Это было для него очень характерно. Когда прибыл его исповедовать отец Рафаил из Алексиевского монастыря, то и на смертном одре Федор Кузьмич наотрез отказался раскрыть свою тайну.
«Это Бог знает, – тихо проговорил Федор Кузьмич в ответ на предложение назвать имя своего ангела, для помина души. Имена родителей он также назвать отказался, сказав лишь, что Святая Церковь за них молится.
Симеон Хромов рассказывал, что ему больше посчастливилось. Упав на колени, он спросил у старца, не Александр ли Благословенный тот? Федор Кузьмич будто бы ответил:
«Чудны дела твои, Господи… нет тайны, которая не откроется».
Было ли то на самом деле, или Хромов себя в этом убедил, остается неясным.
Умер Федор Кузьмич, сложив пальцы для крестного знамения. В момент его кончины многие увидели, как из дома Семена Хромова трижды поднялись громадные языки пламени. Пожарные, увидев зарево, долго искали место пожара, но так и не нашли.
Похоронили старца, как он и завещал, в томском Алексиевском монастыре. Над могилой был поставлен крест, выкрашенный белой краской, с надписью: «Здесь погребено тело Великого Благословенного старца Феодора Козьмича». Слова: «Великого Благословенного» власти велели скрыть. Но со временем белая краска слиняла, и надпись вновь себя обнаружила.
Вскоре после кончины Федора Кузьмича пошли разговоры о том, кем был на самом деле старец-подвижник. Лев Толстой написал об этом повесть, а историк-архивист Иван Василич – документальную книгу, в которой поместил портрет во весь рост старца Федора Кузьмича, написанный неопытной кистью местного сибирского живописца.
Этот портрет ошеломляет. Огромный, голый, полусферический череп. Над ушами – остатки волос, совершенно белых, наполовину прикрывающих ушные раковины. Чело, на «хладный лоск» которого «рука искусства» наводила когда-то тайный гнев, теперь почти грозно. Губы, отчетливо видные между усами и редкой бородой, сжаты с невыразимой скорбью. В глазах, устремленных на зрителя, – суровая дума и непроницаемая тайна. Горестной мудростью светят эти испепеленные черты – те самые черты, которые видели мы все столько раз на портретах императора, – именно те. Они преобразились именно в той мере и именно так, как могли бы преобразить их года и внутренний огонь подвига. Для того чтобы «подделать» это портрет, чтобы умышленно (да и ради чего?) придать старцу нарочитое сходство с Александром и при этом с такой глубиной психологического проникновения постичь всю логику духовной трагедии этого царя, – для этого безвестный живописец должен был бы обладать прозорливостью гения. Но здесь не может идти речь не только о гении, но даже о скромном таланте: как произведение искусства портрет почти безграмотен.
На месте кельи старца после его смерти забил родник, вода которого с тех самых пор считается целебной. Семен Хромов основал там Федоровский мужской монастырь, позднее вошедший в состав томского Богородице-Алексиевского монастыря. Царь Николай Второй приезжал сюда, хотел на месте кельи начать возведение каменной церкви и детского приюта. Благословение на строительство было получено от отца Иоанна Кронштадтского. Однако первая мировая война и Октябрьский переворот помешали осуществлению этого проекта. Успели, однако, построить часовню на могиле старца.
Возведение ее благословил в 1903 году настоятель Богородице-Алексиевского монастыря архимандрит Иона. Пожертвования собирали в Томске и близлежащих селах – отказа ни от кого не было. А когда начали рыть фундамент под часовню, частично вскрылась могила старца. Как засвидетельствовано настоятелем монастыря в присутствии подрядчика Леднева и архитектора Оржешко, мощи старца остались нетленны…
После Октябрьского переворота могилу Федора Кузьмича разорили. В 1923 году многие горожане стали свидетелями явлений старца в Томске.
Прославление Федора Кузьмича состоялось в 1984 году по благословению Святейшего Патриарха Пимена. Тогда было установлено празднование в честь Собора сибирских святых, в число которых включили, конечно, и старца Федора – небесного покровителя Томска. Тогда же была написана и его икона.
В начале 1990-х годов начались поиски мощей старца. Нашли косточки Федора Кузьмича там, где им и положено было быть – на месте часовни, построенной в его память. Там какие-то местные студенты устроили уборную.
Когда семинаристы стали доставать из зловонной ямы мощи, прибежали представители комитета по защите памятников, заявили, что мэрия, разрешив раскопки, превысила свои полномочия. Семинаристы под эти безумные выкрики продолжали работать. Кости омыли и сложили в специальный сосуд, который был помещен в храме монастыря. 5 июля, когда томские христиане обрели мощи старца, стал еще одним православным праздником.
В 2001 году, в день всех российских святых, в честь старца Федора над его могилой возведена часовня-келья.
Святой Федор Томский, моли Бога о нас!
https://pravoslavie.ru/100.html
+ + +
Дополнительные свидетельства о Фёдоре Кузьмиче
Даниил Леонидович Андреев (сын писателя Леонида Андреева) придерживался версии о том, что Александр I и Федор Кузьмич — одно лицо и говорил, что Александр I — центральная фигура русского покаяния. Приводил всякие доказательства, ссылался на слова одного члена партии, Маслова, он в тюрьме оказался по «ленинградскому делу». Тот присутствовал при эксгумации тела Александра, и гроб оказался пустым… Я, когда он мне версию эту рассказал, понял: так оно и было.
А когда в апреле шестидесятого освободился и приехал в Ленинград, тут и увидел подлинное, железное доказательство тождества Александра и Федора Кузьмича!
Всем царям ставили конные памятники, и ему бы — конный, с барельефами: Бородино, Париж, Триумвират… А тут — Александрийский столп!
Ангел стоит с крестом, с опущенной головой, на крест показывает перстом, цепи разорваны — ну, к доктору ходить не надо: монашество — это ангельский чин! Знать, Монферрану шепнули. Даниил Леонидович очень бы порадовался этому доказательству, ведь в основу «Розы Мира» он ставил Александра I.
Источник: Р.С. Гудзенко. Слово о Данииле Андрееве.
(Цит. по изданию: Д. Андреев. Собрание сочинений в 3 томах. Т. 3, кн. 2, с. 461)/
+ + +
Так или иначе, но эту удивительную колонну установили очень успешно — и, несомненно, с помощью Божией: ведь воздвигалась она фактически в честь Его угодника!
Подробнее о создании Александрийского столпа см. статью.
+ + +
К личности святого Феодора Томского (старца Федора Козьмича) обращались русские философы: Владимир Соловьев, отец Сергий Булгаков, Николай Бердяев, Владимир Лосский, Георгий Федотов; историки: великий князь Николай Михайлович, князь Н.С. Голицын, князь Вс.А. Долгоруков, князь В.В. Барятинский, барон Н.Н. Врангель, настоятель Томского Богородице-Алексиевского монастыря викарный епископ Барнаульский Мелетий (Забаровский), впоследствии митрополит Харбинский и Манчжурский, Н.К. Шильдер, посол Франции в России Морис Палеолог, профессор К.В. Кудряшов, профессор М.В. Зызыкин (Аргентина); современные историки русского зарубежья: князь Алексей Трубецкой (Канада), иеромонах боярин Сергий (Романов) (г. Вена), Константин де Грюнвальд, Евгения Ланге, Михаил Клименко; писатели: графиня Д.Х.Ливен, Евгений Поселянин (Погожев), Н.А. Энгельгард, Владимир Короленко, граф Лев Толстой, Дмитрий Мережковский, сибирский писатель Александр Черкасов, Елена Рерих, Даниил Андреев, Лев Любимов, Френсис Гибл, Анри Труайя, Анри Валлоттон и другие.
В 1770 году Томский Богородице-Алексиевский монастырь посетил учитель императора Александра I академик П.С. Паллас; в 1848 году значительные средства Богородице-Алексиевскому монастырю пожертвовала приближенная императора Александра I Анна Орлова-Чесменская.
В 1860 году в монастыре был пострижен в монахи и рукоположен в иеромонаха крестник императора Александра I Иаков (Домский), исполнявший в 1860—1861гг. обязанности ректора Томской духовной семинарии, впоследствии архиепископ Якутский и Вилюйский; по легенде в сороковые годы XIX века Томск и Богородице-Алексиевский монастырь посетила странница монахиня Вера, будто бы тайно ушедшая от престола вслед за мужем супруга Императора Александра I императрица Елизавета Алексеевна (принцесса Баден-Дурлахская).
С XIX века Томский Богородице-Алексиевский монастырь поддерживал молитвенное общение и переписку с Богородице-Казанским Дивеевским женским монастырем, основанным преподобным Серафимом Саровским. По легенде, старец Феодор Козмич — император Александр I — являлся духовным сыном преподобного Серафима, которым был благословлен на подвиг смирения: уход от царского трона и принятие образа странника.
По другой легенде, такое же благословение было получено им от святителя Филарета, митрополита Московского (Дроздова) — свидетеля тайной передачи царской власти от императора Александра I императору Николаю I…
Среди икон и картин городской келье-часовне cтарца Феодора Козьмича, переданных в келью после кончины старца его почитателями, находился коронационный портрет императора Александра I 1801 года и копия лучшего этюда головы императора Александра I придворного художника Доу.
Еженедельно по воскресеньям в пять часов вечера в келье-часовне старца монахами Томского Богородице-Алексиевского монастыря возносились посвященные ему поминальные молитвы.
В тайну томского старца пытался проникнуть известный отечественный ученый – антрополог М.М. Герасимов. Трижды, начиная с 1951 г., он безуспешно обращался к Правительству с запросом разрешения на обследование гробницы императора Александра I в Петропавловском соборе г. Санкт-Петербурга, в которой по акту об изъятии царских ценностей осенью 1921 г. будто бы не оказалось праха императора и склепа – усыпальницы старца Феодора Козьмича в Томском Богородице-Алексиевском монастыре с целью реконструкции по черепу старца его прижизненного облика и сопоставления реконструированного скульптурного портрета старца с портретом императора Александра I.
Исследованием тайны старца занимался и созданный в Томске в 1907 г. по благословению настоятеля Богородице-Алексиевского монастыря архимандрита Ионы (Изосимова) кружок почитателей старца Феодора Козьмича, издавший в 1912 г. в г. Харькове книгу «Таинственный старец Феодор Козьмич и император Александр I».
При загородной келье старца над Святым источником на заимке С.Ф. Хромова в Хромовке — восточном предместье Томска — купцом Хромовым был основан после кончины старца 20 января 1864 года Феодоровский монастырь, где в последствии находились летние кельи и угодья Томского Богородице-Алексиевского монастыря.
Источник: Фонд «Держава»
+ + +
Новые доводы о самоустранении 180 лет назад императора Александра I от власти и последующего превращения его в знаменитого сибирского старца Федора Кузьмича обнародованы в Санкт-Петербурге. Этой теме посвящены многие страницы представленного группой авторов под руководством Элеоноры Лебедевой сборника «Ангел царя Александра», сообщает корр. «Портала-Credo.Ru«.
Авторы нашли подтверждения выводам исследователя религиозных исканий в России первой половины XIX века А.В. Моторина, считавшего, что в судьбе царя выразился обычный для той эпохи путь духовного развития представителей дворянской элиты: искушение, сознательное испытание чуждых верований (в том числе масонских), отвращение от них, покаяние, и, наконец, обращение к родному, с детства усвоенному и питаемому живой связью с Церковью православию.
Похожий путь — от богохульной юношеской «Гаврилиады» и запальчивых эпиграмм на Александра I до искреннего покаяния на смертном одре — прошел Александр Пушкин. В его позднем творчестве отразилась подкрепленная свидетельствами современников убежденность о преображении государя. Именно так сейчас прочитали православные пушкинисты загадочную поэму 1834 года «Анджело». Заслоняясь декорациями средневековой Италии, поэт повествует об удалившемся от дел правителе.
Переоценка «властителя слабого и лукавого» началась раньше. За несколько дней до кончины Александра I опальный Александр Пушкин поднял в Михайловском «признательную чашу», с благодарностью соединив имя Александра с именами своих наставников:
Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию, и мертвым и живым,
К устам подъяв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.
Полней, полней! и, сердцем возгоря,
Опять до дна, до капли выпивайте!
Но за кого? о други, угадайте…
Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал Лицей.
Неожиданно расшифрован рисунок Пушкина 1830 года под автографом стихотворения, посвященного императрице Елизавете Алексеевне — супруге Александра I.
В верхней части головы отказавшегося от престола его брата, великого князя Константина Павловича, начертано «ал I» (а — маленькая, а единичка скользит вниз, как выпавший из рук скипетр). Это явное свидетельство самоустранения монарха.
Подробно изученная история создания Александровской колонны, увенчанной ангелом с ликом Александра I (смотрите фото в одном из материалов, размещенных в данной публикации выше — ред.), дает, по мнению авторов книги, однозначный ответ на вопрос, знал ли вступивший на престол Николай I истинную историю исчезновения брата. «Не монумент хотелось мне воздвигнуть, а молитву Александру как уже святому», — это признание монарха иллюстрируют подробности его работы с автором памятника, ставшего символом воскресения помазанника Божия к новой жизни.
Источник: Портал-Credo.Ru
+ + +
От Редакции: Пусть вас не смущают «сомнения», высказанные в конце первого сюжета «экспертами» вроде Архангельского: если вы визуально произведете «графологическую экспертизу» его внешности, а также облика автора сюжета Курбатовой (кстати, внучки академика Д. С. Лихачева; ее фото можно найти в интернете), то вы легко поймете причину их столь трогательного «скепсиса»!