На Бреттон-Вудской конференции в 1944 году было установлено, что доллар становится равным золоту и принимается по всему миру как резервная валюта. Позже, на Ямайской конференции в 1973 году США отказались от золотого содержания доллара. Но устроили мировую продажу нефти только за доллары, обеспечив спрос на свою валюту.
Собеседники:
Валентин Катасонов — доктор экономических наук, профессор, преподаватель МГИМО
Артём Войтенков — Познавательное ТВ, http://poznavatelnoe.tv/
Дмитрий Еньков — Партия Великое Отечество
+ + +
Валентин Катасонов: Одновременно с открытием Второго фронта и проводилась конференция в Бреттон-Вудсе.
Артём Войтенков: То есть сейчас 70 лет в 2014 году вот этой Бреттон-Вудской конференции, которая прошла после Второй мировой войны…
Валентин Катасонов: Нет. Ещё она не закончилась.
Артём Войтенков: В 44-ом.
Валентин Катасонов: Сорок четвёртый, да. По-моему, со 2-ого по 23-е июля. В общем, три недели в июле 44-ого года.
Артём Войтенков: И которая закрепила доллар как мировую резервную валюту — основное её достижение. Что мы знаем.
Валентин Катасонов: В общем, да. Вы совершенно правильно схватили суть. Потому что говорится много красивых и лукавых слов, а вы схватили суть. Фактически это закрепление роли доллара как ключевой, резервной мировой валюты. Это именно тот самый момент, когда британский фунт стерлингов (Pound sterling) был сдвинут с пьедестала (с первого места). На первое место взошёл американский доллар.
Артём Войтенков: И что там ещё кроме этого произошло? Вы сказали, что вы пишете целую книгу…
Валентин Катасонов: Да.
Артём Войтенков: И что? Интересно. Мы-то только это знаем.
Валентин Катасонов: Я понял, да. На самом-то деле, конечно, тут для людей, которые хотя бы прочитали несколько статей на эту тему, возникает куча вопросов. Как относился Советский Союз к этому мероприятию? Потому что, в общем-то, уже многие чувствовали, какие будут решения на этой конференции. Ехали туда уже с пониманием того, что американский доллар будет на пьедестале.
Тем не менее, хочу сказать, что советская делегация всё-таки поехала в Бреттон-Вудс. Она возглавлялась заместителем Наркома внешней торговли Михаилом Степановым. Надо сказать, что уровень очень невысокий на фоне того, какие там были фигуры в Бреттон-Вудсе. Руководил всем этим мероприятием министр финансов Соединённых Штатов Моргентау (Henry Morgenthau). Руководителем американской делегации был Гарри Уайт (Harry Dexter White), а со стороны британской делегации, со стороны Британии, это был известный английский экономист Джон Мейнард Кейнс (John Maynard Keynes).
Британия и Соединённые Штаты долго готовились к этому мероприятию, судя по всему, где-то уже с 41-го года. С 41-го года началась эта подготовка, и вот этот период с 41-го по 44-ый год это фактически перетягивание каната между двумя странами: Британией и Соединёнными Штатами. И по мере того, как уже становилось понятным, куда двигается Вторая мировая война, было понятным, что британский фунт теряет всякие шансы, всякие надежды на сохранение первого места на этих самых пьедесталах.
Спрашивается, а почему же всё-таки Сталин послал туда делегацию. Там был чисто прагматический интерес, потому что у Сталина были хорошие, доверительные отношения с американским президентомРузвельтом. В период войны, как вы знаете, мы получали американскую помощью по программе ленд-лиза.
Артём Войтенков: За золото.
Валентин Катасонов: Вы знаете, ленд-лиз («lend-lease») в переводе означает «взаймы» и «в порядке лизинга». То есть, конечно, нам пришлось бы (и пришлось) погашать какие-то свои обязательства по этой программе, но только в той части, в какой мы не могли вернуть что-то назад. Мы, конечно, получили достаточно серьёзную помощь со стороны Соединённых Штатов, но вся эта помощь кончалась в тот момент, когда кончалась Вторая мировая война. А надо же было восстанавливать экономику. Поэтому была предварительная договорённость, что Соединённые Штаты дадут Советскому Союзу кредит на четыре, а, может быть, даже на 6 миллиардов долларов. Это серьёзная сумма, учитывая, что вся помощь по ленд-лизу оценивается в 11 миллиардов долларов.
Дмитрий Еньков: Вот тут интересный момент. Что если сейчас, например, патриотические организации борются за то, что ЦБ опять принадлежал государству. А сейчас он (ЦБ) не наш, не понятно, на кого работает и так далее. То во времена-то Сталина Госбанк был в руках Сталина. И зачем при этом нужны тогда зарубежные кредиты? Дал команду банку — он тебе напечатал, сколько надо денег. Ты на них построил трактора, танки, заводы…
Артём Войтенков: Нет, Дим, ты на эти деньги в Америке станки не купишь. А у нас полстраны было разбомблено просто вдрызг.
Валентин Катасонов: Речь шла именно не просто о кредитах, а о валютных кредитах, потому что нам нужны были закупки машин и оборудования и, может быть, каких-то жизненно необходимых товаров. А в какой стране это можно было делать? Только в Соединённых Штатах. Европа была в руинах. Япония была в руинах. Практически был долларовый голод, и приобрести что-то можно было только в Соединённых Штатах. Были, конечно, ещё страны Латинской Америки. Там можно было приобрести, может быть, пшеницу, какое-то продовольствие — вот и всё. То есть ситуация была достаточно печальная. Поэтому, конечно, речь шла именно о валютном кредите, конкретно — долларовом кредите. Вот такая была ситуация.
Но хочу сказать, что мы поприсутствовали на этой конференции, активно мы не встревали в дискуссии. Хотел бы сразу сказать, что на 90% были приняты предложения Уайта, только что-то там было принято от Кейнса. Вот такие итоги.
В апреле 45-го года умирает американский президент или, вернее, он не умирает, а его убивают, но это интересная тема отдельного разговора. И все договорённости личные, они как-то начинают рушиться. Трумэн занял достаточно жёсткую позицию. И фактически не без участия Трумэна в общем началась «Холодная война». Понятно, что в условиях «Холодной войны» участвовать в работе Международного Валютного Фонда было безумием, потому что это был фактически инструмент Вашингтона, потому что на тот момент контрольный пакет акций в капитале Международного Валютного Фонда принадлежал Соединённым Штатам.
Артём Войтенков: Я думал, Международный Валютный фонд это регулирующая организация, а это — контрольный пакет акций?
Валентин Катасонов: Это я так образно выразился. Это, конечно, не частное акционерное общество, но это международный финансовый институт, у которого есть капитал. Этот капитал формируется за счёт взносов стран. Размеры взносов определяются долей страны. Доля страны определяется с учётом экономики, с учётом валового продукта. Соединённые Штаты на тот момент имели долю 27-28% в капитале. России там что-то предлагалось процента три. Понятно, что нас такая ситуация не устраивала.
Сталин, может быть, ещё подумал бы. Может быть, он даже бы и согласился бы на какое-то чисто такое, формальное присутствие в капитале МВФ, если бы что-то реально получил в обмен. Но в обмен он ничего не получал. Более того, получал угрозы: угрозы не только экономические, но и военные угрозы. Поэтому Сталину долго думать не пришлось. Он отказался ратифицировать решения Бреттон-Вудской конференции.
Наши учебники так пишут, что Соединённые Штаты как-то выступили единым фронтом на этой конференции, и никаких возражений не было. Нет, были достаточно серьёзные возражения со стороны части деловых и финансовых кругов Соединённых Штатов, потому что они считали, что вообще-то надо сейчас выстраивать ядро мировой экономики, а не заниматься восстановлением экономик многих десятков стран.
«Нечего заниматься благотворительностью. Давайте мы будем лучше выстраивать англо-американский альянс». И там были конкретные предложения, как выстраивать это англо-американский альянс. А всё остальное — потом, со временем.
Вот поэтому я хочу сказать, что даже в Соединённых Штатах была уже после Бреттон-Вудской конференции достаточно жёсткая рубка. Были многие противники, но Гарри Уайт, Моргентау, они организовали такую, хорошую агитационную пропагандистскую кампанию и к лету 45-го года Конгресс Соединённых Штатов ратифицировал.
А вот Британия упиралась, потому что Британия была лузером. И только осенью 45-го Британия ратифицировала под сильным давлением Вашингтона. Опять-таки, давление на чём основывалось?
«Не подпишите — никакой помощи не будет». Дядя Сэм всем раздавал обещания. Англия получила, конечно, помощь (я сейчас не буду называть конкретных цифр), но гораздо меньше того, что обещал он накануне ратификации. Но это обычный почерк Америки.
Вообще, мне хотелось бы сказать, что наши учебники очень схематично и даже не совсем правильно пишут про Бреттон-Вудс.
Некоторые говорят: «Вот он существовал с 44-го года до 71-го или, там, 76-го или даже 78-ого».
71-ый год (для тех, кто не знает) это было закрыто «золотое окошечко» в американском казначействе. То есть Соединённые Штаты сказали: «Мы больше не будем обменивать зелёную бумагу на жёлтый металл». То есть вот эта связь между долларом и золотом окончательно оборвалась.
Дмитрий Еньков: Это благодаря Де Голлю (фр. Charles André Joseph Marie de Gaulle).
Валентин Катасонов: Да. Там не только благодаря де Голлю. Собственно де Голль действовал в рамках правового поля. Были договорённости. В 44-ом году Соединённые Штаты, не заикаясь, и уверенно говорили: «Да, мы будем всем желающим, — естественно, под «желающими» они имели в виду только денежные власти других стран, — будем проводить такой размен».
Естественно, что Дядя Сэм, он не привык вообще выполнять свои обещания, поэтому уже где-то в начале 60-х годов, когда золотой запас американского казначейства стал таять, собрали страны, так называемые «группы десяти» (это костяк Запада), и Дядя Сэм сказал: «Нет. Давайте мы создадим Золотой пул. Теперь поддерживать цену на золото будем не только мы, Вашингтон, но и вы, ребята».
Ну и куда было деваться? Короче говоря, стали постепенно от своих обязательств отказываться.
Тут появился французский президент Шарль де Голль, который на вполне законных основаниях потребовал обменять зелёную бумагу на жёлтый металл. Он очень, конечно, был настойчивым. Ему угрожали, но Шарль де Голль в ответ сказал: «Я не только заберу золото, я ещё и выведу Францию из военной организации НАТО».
В общем, он добился результата конкретного. После него уже никому золото не выдавали, поэтому даже с этой формальной точки зрения золотой стандарт, или золотодолларовый стандарт, приказал долго жить не в 71-ом году, а где-то примерно в 67-ом году. Последняя выдача золота произошла в 67-ом году.
Артём Войтенков: Последняя — это кому?
Валентин Катасонов: Вот Шарлю де Голлю. После этого там были немцы, японцы, ещё кто-то, но всем — от ворот поворот. Поэтому я не особенно акцентирую внимание на 15-ом августе 71-го года, когда американский президент Ричард Никсон сказал, что мы больше никому не меняем. А я задаю ему встречный вопрос: «А вы кому меняли в предыдущие пять лет?».
Никому не меняли. Это было такое, я бы сказал, заявление декларативное.
Артём Войтенков: Мы тут разогнались. Это просто вы знаете и мы знаем. А для тех зрителей, кто не знает, наверное, стоит пояснить, что вот эта Бреттон-Вудская конференция, она же устанавливала что? Она устанавливала то, что доллар будет, как золото.
Валентин Катасонов: Да, совершенно верно. Главное обязательство, которое американская делегация, Соединённые Штаты брали на себя, они сказали: «Ребята, не волнуйтесь. Связь с золотом сохраняется. Доллар так же надёжен, как золото. Для того, чтобы не было никаких сомнений, мы гарантируем свободный размен долларов на золото».
Вот это был ключевой момент.
Вообще должен сказать, что там три ключевых момента в решениях Бреттон-Вудской конференции.
— Первый момент — это обязательство Соединённых Штатов разменивать.
— Второй и, может быть, самый принципиальный момент, который, по-моему, до конца сегодня не все понимают, то, что Бреттон-Вудская конференция единодушно решила, что миру нужны устойчивые фиксированные валютные курсы.
— И третье решение — это создание международных финансовых институтов: Международный Валютный Фонд и Международный банк реконструкции и развития.
Возвращаясь к тезису об устойчивости, стабильности, о фиксированности валютных курсов. Сегодня, если мы читаем учебники, то там наш бедный студент может понять так, что плавающий валютный курс — это здорово, это хорошо, это рыночная экономика. Но вот в 44-ом году прекрасно понимали, что если будут плавающие курсы, то торговля будет дезорганизована. А если они будут сильно плавать, то страны просто закуклятся: просто не будет единого рынка, и каждый будет заниматься в рамках своих национальных границ или, в лучшем случае, будет создан какой-то валютный блок, скажем, стерлинговый, франковый блок и так далее.
Поэтому делегаты Бреттон-Вудской конференции говорили, что фиксированный валютный курс это гарантия того, что будет единая мировая валютно-финансовая система и это гарантия того, что национальные экономики будут нормально развиваться. Потому что если будет плавающий курс на мировых валютных рынках, то тогда будут неустойчивые денежные единицы внутри стран. А при неустойчивой денежной единице достаточно сложно выстраивать реальную экономику. Это мы как-то сейчас с трудом понимаем, а вот тогда люди понимали. И в России, кстати говоря, на эти «грабли» тоже наступали.
По-моему, мы об этом говорили, но я ещё разочек повторю.
Что вот когда начались реформы Александра II, то обычно вспоминают всегда про отмену крепостного права. Но были же и финансовые реформы. Это очень большой круг вопросов, но я затрагиваю только один пункт этих реформ — свободная конвертация рубля. Рубль фактически вышел за рамки национальных границ и стал «гулять» по Европе. Рублем стали играть спекулянты на Берлинской, на Парижской, на Лондонской биржах. И в результате всё это отражалось на нашей российской экономике и, соответственно, было сложно выстраивать нашу экономику при «гуляющем», плавающем рубле.
Поэтому те люди, которые окружали наших представителей денежной власти — это всякие советники, консультанты или люди, которые обучались в разных Гарвардах и Лондонских школах экономики (я так, утрирую), они стали нашёптывать: «Нам надо золотую валюту вводить».
Фактически это некая двух-трёхходовка Ротшильдов. Сначала вы конвертируете валюту, валюта должна у вас «гулять». Понятно, что вам это очень быстро надоест, вы её захотите зафиксировать.
«Делайте золотую валюту. А, понятно, у вас золота не хватает? Ну, мы вам поможем, мы вам дадим золотые кредиты».
Ну а дальше 17-ый год и всё остальное (мы с вами уже об этом говорили).
Поэтому, конечно, в 44-ом году на Бреттон-Вудской конференции совершенно правильные мысли озвучивались, что нужна стабильность — валютная стабильность. Для этого нужны фиксированные валютные курсы. И одно за другое цепляется. Чтобы были валютные курсы фиксированные, нужна устойчивая цена на золото, потому что были ещё золотые паритеты. То есть если страна чувствует, что она не может держать этот фиксированный валютный курс, значит, тогда она должна заявить всем о том, что «Ребята, я перехожу на другой уровень: я либо ревальвирую, либо девальвирую свою национальную денежную единицу. Это фиксируется законодательно. И на новом уровне я опять-таки выполняю свои обязательства по Бреттон-Вудсу, я держу эту валюту. Я держу эту валюту с помощью валютных интервенций, с помощью каких-то других мер, которые позволяют стабилизировать платёжный баланс страны».
Артём Войтенков: А валютные курсы из чего рассчитывались? Что было мерилом?
Валентин Катасонов: Валютные курсы всё-таки определялись с учётом соотношения цен на товары. Но поскольку Советский Союз имел рубль, который не выходил на мировой рынок, а у других-то стран эти валюты выходили (Deutsche Mark, французский франк, швейцарский франк, японская иена), было примерно понятно по корзинам товаров, какое соотношение должно быть. Через платёжный баланс тоже можно было примерно почувствовать, каким должен быть оптимальный валютный курс и, соответственно, проводили девальвации или ревальвации. Но это не был плавающий, это была фиксация курса на другом уровне. И опять страна должна делать всё возможное для того, чтобы держать эту «линию обороны».
Артём Войтенков: Мне не очень понятно, как можно через цену на товары рассчитать курс валютный? Механизм не понятен.
Валентин Катасонов: Это особая тема, слишком специальная. Это и паритет покупательных способностей валют можно сейчас обсуждать. Просто я боюсь, что мы сейчас превратим нашу беседу в слишком специальную.
Безусловно, что какие-то страны фиксировали заведомо завышенный или фиксировали заведомо заниженный валютный курс. Ведь это же не просто, извините, физика. Это же политика со своими интересами. Скажем, Соединённые Штаты были заинтересованы в завышенном курсе американской валюты. И это понятно.
Я вам могу напомнить работу Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма», где Ленин совершенно правильно сказал, что на высшей стадии капитализма, на стадии монополистического капитализма, вывоз капитала не может иметь первенства по отношению к вывозу товаров.
Америка фактически начала деиндустриализацию. Зачем вывозить товары? Зачем заниматься вот этой «грязной» экономикой, когда можно вывозить капитал и жить как государство-рантье? Так жила Европа: Франция, Бельгия, Голландия, Британия — они вывозили капитал, а не товары. И вот Америка тоже захотела так же жить, поэтому Америка сознательно поддерживала завышенный курс американского доллара по отношению к другим денежным единицам.
А поскольку, вы знаете, как там у Александра Ивановича Куприна в «Поединке»: вся рота шагает не в ногу, только поручик шагает в ногу. В данном случае «поручиком» был американский доллар. А вот все не в ногу шагают. Пусть остальные проводят ревальвации, а лучше — девальвации. Потому что проведут девальвацию, а курс доллара ещё больше повысится — стало быть, легче будет скупать активы в той или иной стране. Благодаря этому Соединённые Штаты, транснациональные корпорации, транснациональные банки фактически скупали Европу — задёшево скупали, потому что курсы европейских денежных единиц были заниженными.
Эта тема очень интересная и бесконечная насчёт курсов валют.
Артём Войтенков: Да. Я про это и не знал. Получается, помимо того, что они утвердили свой доллар вместо золота, они ещё и вот это навязали.
Валентин Катасонов: Конечно. В принципе, люди, которые разобрались в том, что такое Бреттон-Вудские соглашения, они уже сразу же начали кричать: «Ребята, эта система не работает. Она обречена».
Где-то в начале 60-ых годов один экономист Триффин (Robert Triffin), он сформулировал даже «дилемму Триффина» (Triffin Dilemma). Он сказал: «Поймите, что эта Бреттон-Вудская система содержала такие внутренние противоречия, что она не могла и не может долго существовать».
Действительно, парадокс или дилемма Триффина заключается в том, что если Америка хочет облагодетельствовать своим долларом весь мир, тогда Америка должна иметь дефицитный платёжный баланс. Понимаете?
Артём Войтенков: Нет, не очень.
Валентин Катасонов: Не очень понятно, да?
Артём Войтенков: Да.
Валентин Катасонов: Понимаете, что такое доллар? Доллар это фактически вексель.
Артём Войтенков: Да. На золото.
Валентин Катасонов: Долговая расписка. А долги когда возникают? Когда дефицит платёжного баланса. А дефицит платёжного баланса когда возникает? Когда у страны дефицит торгового баланса или когда она имеет отрицательное сальдо по движению капитала.
Артём Войтенков: То есть расходы больше чем…
Валентин Катасонов: То есть она не торгует товарами, она не экспортирует товары. Она не в состоянии уже экспортировать.
Артём Войтенков: То есть она больше уже покупает, чем продаёт.
Валентин Катасонов: Конечно, да. Джон Кеннеди (John Kennedy), когда пришёл к власти в Белый дом, он ужаснулся, он понял, что Америка деиндустриализируется, потому что американский капитал рвётся за пределы американской экономики. Американская экономика обескровливается. Спрашивается — зачем получать какие-то 5% прибыли, когда даже в реальном секторе Европы можно было получать 15%?
Капитал было невозможно удержать. А ещё учитывая, что там заниженные валютные курсы… Ну, так, извините, там можно было за копейки покупать очень хорошие активы, что, естественно, транснациональные корпорации и транснациональные банки Соединённых Штатов делали.
И поэтому американский президент Кеннеди пытался хоть какие-то барьеры выставить для того, чтобы остановить бегство капитала. Хотя бы, скажем, специальный налог на сверхприбыли от иностранных инвестиций. Уже после убийства Кеннеди в 64-ом году всё-таки Конгресс принял такой закон о выравнивающем налоге, который вводил дополнительное налогообложение на сверхприбыли на зарубежные инвестиции американских транснациональных корпораций и банков.
Но опять-таки в этом законе были же «лазейки». И одна из главных «лазеек» это была Канада. На инвестиции в Канаде этот закон не распространялся. Понятно, через Канаду американский капитал выходил в любую, нужную ему страну.
Мы с вами обсуждаем мир финансов. Мир финансов — это мир жуликов, мир шулеров, по-другому там быть не может. Сталин это прекрасно понимал, поэтому он быстро стал выстраивать свою денежную систему, которая построена действительно на справедливых принципах, на эффективных принципах. И, конечно, это очень раздражало Дядю Сэма. Но мы выстраивали свою систему.
Дмитрий Еньков: Сталина тоже подталкивали к золотому рублю?
Валентин Катасонов: Нет. Это апокриф. Сталин никогда не мог согласиться на золотой рубль, даже хотя бы потому, что Сталин в 20-е годы был активным участником не просто каких-то дискуссий, а серьёзных баталий, связанных с возможностью введения золотого червонца. И только благодаря Сталину не появилось золотого червонца. Вернее, у нас пишут, что был золотой червонец, но в каком смысле он был «золотой»? В том смысле, что на этих бумагах писалось о том, что он обеспечен золотым запасом. Обеспечен-то, обеспечен, но свободного размена не было. Потому что если бы начался свободный размен, мы бы тогда на коленях приползли к Ротшильдам. Сталин эту азбуку финансовую прекрасно понимал, поэтому ему приписывают, что он якобы после войны хотел ввести золотой рубль. Там было другое.
Там было постановление ЦК КПСС и Правительства СССР относительно того, что советский рубль с 1-ого, по-моему, марта 1950 года будет привязываться не к доллару, а к золоту. Понятно, если у доллара был золотой паритет, то это чисто пропагандистский шаг для того, чтобы показать, что мы от вас, ребята, дистанцируемся. Но никакого особо экономического смысла в этом постановлении не было. Но, тем не менее, советские люди были горды, тем, что вот мы отвязались от американского доллара.
Дмитрий Еньков: А вот эта защита от как раз плавающего курса это и была привязка этого внешнего рубля к внутреннему (по курсу какому-то определённому), и мы пытались этот внешний рубль. У нас же фактически два было: внутренний рубль и внешний…
Валентин Катасонов: Внешнего рубля как такового не было. Я хотел объяснить, что здесь некоторая путаница возникает из-за того, что внешним рублём называют переводной рубль. Переводной рубль не имеет никакого отношения к Советскому Союзу. Переводной рубль это наднациональная денежная единица.
Более того, даже наши товарищи из ЦК и Политбюро говорили своим товарищам из Восточной Европы: «Давайте мы создадим наднациональную региональную денежную единицу, но только вы её не называйте рублём, потому что опять будет нехорошее ощущение, что Советский Союз тут доминирует. Давайте как-то иначе назовём».
Но наши восточноевропейские друзья настояли, чтобы эта единица называлась переводным рублём, хотя у переводного рубля была обменный курс по отношению к советскому рублю.
Артём Войтенков: Назвали бы «гривна» или ещё как.
Валентин Катасонов: Да. Хоть как-то назвали бы. Я уж не знаю, как.
Конечно, у нас был курс по отношению к доллару и другим денежным единицам западных стран. Я это прекрасно помню, потому что регулярно эти валютные котировки публиковались в газете «Известия» на последней странице. Кстати говоря, многие язвили по поводу этих валютных котировок. Говорили, что они не имеют ничего общего с реальным обменным курсом. Я с этим не согласен. Причём ещё в советское время я уже спорил с такими критиками.
Я говорил: «Поймите, что вы-то судите об обменном курсе рубля и доллара по «чёрному» рынку. Понятно, что на «чёрном» рынке джинсы стоят столько — не больше, не меньше. Но, извините, жизнь состоит не из одних джинсов — вот в чём дело».
Поэтому если мы берём весь набор товаров в корзине… А я считал эти корзины ещё в советское время, я занимался некоторыми советско-американскими экономическими сопоставлениями. Я, в общем, приходил к выводу, что котировки Госбанка СССР были очень близки к паритету покупательной способности. Они были близки действительно.
Дмитрий Еньков: Там же было сколько? 0,64?
Валентин Катасонов: Там они менялись: были 0,64, были 0,75 уже ближе где-то к концу советского периода. Но в целом наш рубль был действительно не деревянным. Вот это совершенно неправильно: он не был деревянным. Другое дело, что он не был конвертируемым. Когда говорили «деревянный», имелось в виду, что у него такой завышенный курс. А то, что он неконвертируемым был — и Слава Богу. Если бы он был конвертируемым, то, наверное, и Советского Союза бы не было.
Поэтому мысль очень простая, которую, к сожалению, сегодня приходится даже объяснять в достаточно квалифицированных аудиториях, что нам нельзя иметь единый рубль для внутренних и внешних расчётов. Потому что сегодня наши патриоты повторяют этот лозунг (бездумно повторяют), что «давайте переведём экспорт Российской Федерации на рубли». Ну, нельзя смешивать. Я так грубовато иногда сравниваю: «Вот вы заходите в ванную комнату, в санузел. Есть рукомойник, есть унитаз — разные системы. Представьте себе, если это будет единая система?».
Ну, мы же не чукчи, понимаете? До каких пор нас будут держать за чукчей? Это совершенно две разные денежные системы.
Я уж не говорю о том, что внутри денежной системы, внутри страны денежная система тоже должна быть двухсекторальной, если так можно выразиться: есть наличные рубли, а есть безналичные рубли. В советской экономике эти два контура между собой очень слабо сообщались.
Ведь чем сегодня заняты наши банки? Они занимаются увлекательным бизнесом под названием окэшивание. Почему только это называется отмывание «грязных» денег? У них там на Западе, наоборот, «грязные» деньги загружаются и переводятся в безнальную форму. А у нас безнальные переводятся в нальную — это называется отмывание денег. Ну, да ладно. Это будет на совести чиновников ЦБ, которые используют такую терминологию.
Но я хочу сказать, что в Советском Союзе ничего подобного быть не могло, потому что наличные деньги, они имели вполне конкретный контур обращения: это была розничная торговля. Наличные деньги человек мог получить через окошечко кассы: это зарплата, это отпускные, это какие-то социальные пособия, это премия, государственную или Ленинскую премию ты мог получить налом. И всё. Командировочные мог получить налом, а всё остальное — безнал. Это особая тоже интересная тема относительно двухконтурной денежной системы. Я уже говорю про внутреннюю денежную систему.
Артём Войтенков: Если возвратиться к Бреттон-Вудсу, какие ещё последствия мы получили после этой конференции?
Валентин Катасонов: Слава Богу, что мы дистанцировались от Бреттон-Вудской системы. Слава Богу, что нас туда не втянули. Не надо только думать, что Рузвельт был таким большим другом Советского Союза. Рузвельт применял просто другую совершенно тактику. Эта тактика называется на языке политологии «конвергенция»: тихо, мирно и постепенно поглотить Советский Союз, в том числе через втягивание Советского Союза в Бреттон-Вудскую валютную систему.
И одним из людей, которые активно проводил эту линию на конвергенцию, был Гарри Уайт. Достаточно часто сегодня вспоминают это имя, даже чаще, чем Генри Моргентау, хотя Генри Моргентау был министром финансов. Он тоже был человек из команды Рузвельта, но Гарри Уайт, наверное, был даже более важным человеком, хотя формально он был только помощником министра финансов.
Гарри Уайт, безусловно, имел симпатии к Советскому Союзу. Гарри Уайт, видимо, хотел внутренней перестройки Советского Союза. Гарри Уайт считал совершенно трезво, что без Советского Союза выстроить мир на земле невозможно. Такой своеобразный был человек.
Я его не идеализирую, потому что тот же самый Гарри Уайт был, например, автором «плана Моргентау». Слышали, наверное: «План Моргентау». Немцы сейчас начинают узнавать свою собственную историю. «План Моргентау» родился в недрах американского казначейства. Автором этого плана был Гарри Уайт, а Моргентау одобрил этот план. Именем Моргентау был назван этот самый план — фактически сравнять Германию с землёй, ничего не оставить.
Артём Войтенков: Финансово или….?
Валентин Катасонов: Вообще, экономически. Как там выражались некоторые комментаторы этого проекта, этого плана: «Это должно быть распаханное поле или просто поле, на котором пасутся козы и овцы». Не должно быть Германии. Один раз сказали: «Германия стала источником Мировой войны. Мы не допустим, чтобы Германия стала второй раз источником войны». Там, если почитаешь документы, это, вы знаете, каннибализм в чистом виде. Там просто предлагалось уничтожать немцев — просто уничтожать. С этим, по крайней мере, соглашался Гарри Уайт и Моргентау. То есть в данном случае он даже не столько как финансист выступал, а как некий такой геополитик.
ОТ РЕДАКЦИИ ИВК: Между тем, ещё в 1940 (!) году была написана книга советника президента Рузвельта, главы «Американской федерации за мир» Натана Кауфмана «Германия должна погибнуть», где он писал: «Чтобы добиться исчезновения [70 млн.] немцев, достаточно стерилизовать около 48 миллионов из них». Сделать это предполагалось силами 20 тыс. полевых хирургов. Мужчин предполагалось кастрировать за 3 месяца, женщин – за 3 года. При обычной смертности 2% в год немцы будут вымирать со скоростью в 1,5 млн. и исчезнут в течении двух поколений. «План Кауфмана» являлся верхушкой «Тайной Войны» по манипуляцией («когнитивным управлением») неуравновешенной психикой Гитлера еще в 1933 году и ранее [см. К.Мямлин, «Тайная война, которой еще нужно дать имя. Материалы для подготовки к Международному трибуналу», Институт ВК].
Основным же вдохновителем всех экзотичных схем по разрушению Германии был «потомственный» министр финансов США Генри Моргентау-младший, один из лидеров американских иудеев. Именно он убедил Рузвельта, что с немцами нужно быть «жёстким». В результате тот в сентябре 1944 году на IIКвебекской конференции заявил: «Нам следует быть жёсткими с Германией; я имею в виду немецкий народ, а не только нацистов. Нужно либо кастрировать немцев, либо обращаться с ними так, чтобы они не могли воспроизводить потомство, которое захочет вести себя так, как они вели себя в прошлом». Там же с Черчиллем был подписан меморандум или «План Моргентау», который в качестве «окончательного решения немецкого вопроса» предполагал превратить Германию в аграрную, малонаселённую страну, лишённую промышленности и с затопленными рудниками[Claus Nordbruch. «Allied Plans for the Annihilation of the German People»//Клаус Нордбрух, «Планы союзников по уничтожению немецкого народа» пер. Питер Хедрук].
Западную Германию от превращения в аграрную страну, а немецких мужчин от кастрирования, тогда спасло, как ни странно, само наличие СССР-победителя (против которого в рамках плана «Немыслимое» планировалось использовать вновь формируемый вермахт) и Сталин, — своим решением восстановить Восточную Германию. В ответ решение о кастрации немцев глобальные паразиты трансформировали в идею «вечного выдаивания немецкой экономики».
Артём Войтенков: Но этого же не произошло.
Валентин Катасонов: Этого не произошло. Очень интересный момент. Гарри Уайт решил пожертвовать своим документом, потому что Гарри Уайт очень тяжёло переживал, что определённые правящие круги Соединённых Штатов начали сепаратные переговоры с Гитлером в 43-ем — 44-ом годах.
Вот такой он, своеобразный человек. Он симпатизировал Советскому Союзу и люто ненавидел Германию, и ненавидел люто тех людей в американском истэблишменте, которые шли на сепаратные переговоры с Гитлером, поэтому он использовал документ. Он его подбросил в Москву. Москва по каналам своей разведки подбросила Германии. И вот когда Германия прочитала и увидела, что хотят с ней сделать, после этого эти переговоры сепаратные были расстроены. Вот такой был интересный человек Гарри Уайт, которого считают агентом советской разведки. Не знаю, был ли он агентом советской разведки (это не так важно). Может быть, он был просто доверительной связью. То, что он, безусловно, снабжал Москву очень интересными документами, это, как говорится, медицинский факт. Достаточно много таких документов сегодня уже рассекречено в архивах ФСБ.
Относительно того, каков его статус, я не берусь говорить: я не специалист. То ли он был агент, то ли он был просто другом Советского Союза, то ли он был доверительной связью — это не так важно. Если даже он был агент, понятно, что это агент, завербованный не на материальной основе, а на идейной основе. Так что мне это не очень интересно. Главное, что был такой человек: Гарри Уайт.
Кстати говоря, Федеральное Бюро Расследования (ФБР), другие внутренние спецслужбы, они сигнализировали американскому президенту, они сигнализировали Генри Моргентау, что в министерстве финансов есть такой интересный человечек, который почти в открытую работает на Москву, и работает с Москвой. Надо сказать, что и Рузвельт, и Моргентау все эти сигналы игнорировали.
Более того, ещё раз повторюсь, что Гарри Уайт был руководителем американской делегации на Бреттон-Вудской конференции. И уже после того, как был создан Международный Валютный Фонд, он стал первым директором от Соединённых Штатов Международного Валютного Фонда. Но его карьера закатилась в 47-ом году. В 47-ом году уже начались чистки, уже пришла другая «метла». Я называю это «трумэнизмом» (это ещё не «маккартизм», это «трумэнизм»). Но, тем не менее, уже в рамках кампании «трумэнизма» стали зачищать отдельных людей. Достаточно быстро Гарри Уайт скончался. Видимо, был сильный прессинг. Диагноз такой, что он умер от сердечного приступа.
А вот некоторые другие люди, которые не менее активно сотрудничали с советской разведкой и с Москвой, у них, конечно, судьба была немножко другая. Например, Алджер Хисс (Alger Hiss) тоже имел примерно такой же статус в Госдепе: помощник госсекретаря. Между прочим, Алджер Хисс был генеральным секретарем на конференции в Сан-Франциско по созданию Организации Объединённых Наций. Алджер Хисс представлял Соединённые Штаты в уже созданной Организации Объединённых Наций. Где-то в конце 40-ых годов началась зачистка: Алджер Хисс попал под эту зачистку, 4 года он отсидел. Умер он уже в преклонном возрасте, где-то в 90-е годы. И до последнего дня он говорил, что он не был агентом советской разведки. Я допускаю, что он не был агентом. Но это о чём говорит? Что было достаточно много людей в американском истэблишменте, которые искренне хотели выстраивания нормальных отношений с Советским Союзом, но победила другая линия, другая партия.
Артём Войтенков: Пошла «Холодная война».
Валентин Катасонов: Пошла «Холодная война», да. Безусловно, что Черчилль, он свою известную речь в Фултоне произнёс не просто так: не за просто так, не за бесплатно. Потому что Англия в это время получила достаточно серьёзный кредит от Соединённых Штатов и, безусловно, этот кредит надо было отрабатывать.
Черчилль отрабатывал его по многим направлениям.
— Во-первых, это Фултоновская речь.
— А во-вторых, Британию заставили снимать, как сейчас говорят, торговые барьеры в отношениях с Соединёнными Штатами. То есть деньги давали, но эти деньги тут же уходили опять в Соединённые Штаты.
— Ну и, естественно, ввести конвертируемость фунта. Ввели на несколько месяцев конвертируемость фунта — и фунт просто рухнул. После этого опять ввели ограничения — жёсткие ограничения, даже более жёсткие ограничения, чем те, которые были накануне Второй мировой войны.
Эти валютные ограничения существовали в Англии, во Франции, во всей Западной Европе до конца 50-х годов. Ведь как между собой торговала Европа? У них у всех были дефицитные платежные балансы. Долларов негде было взять. Они быстро съели те доллары, которые получили по линии плана Маршалла. Потом они начали между собой торговать — это Европейский платежный союз. Когда они уже встали на ноги, с 1 января 1959 года Европейский платежный союз прекратил сове существование и западноевропейские страны стали вводить частичную конвертируемость своих валют. То есть это конвертируемость только по текущим операциям, по внешней торговле, но не по движению капитала — это надо иметь в виду.
Те решения, которые были приняты в 1944 году, были реализованы только в конце 50-х годов. Уже где-то в 1961 году выяснилось, что зеленой бумаги за пределами Соединённых Штатов больше, чем жёлтого металла в сейфах Форт Нокса. То есть, получается, вся эта Бреттон-Вудская система существовала более-менее нормально год-два. До этого её не было, потому что были ограничения и запреты на свободные операции с валютой, а после этого золото стало так таять, что баланс между зелёной бумагой и золотом стал изменяться резко в пользу зелёной бумаги.
Артём Войтенков: Ну, конечно, это такой соблазн – напечатать больше долларов…
Валентин Катасонов: В том-то всё и дело. Это как раз парадокс Триффина (Robert Triffin).
Артём Войтенков: Это не парадокс, это закономерность.
Валентин Катасонов: Это закономерность, но вы понимаете, умные люди ещё где-то в 1944-1945 году говорили о том, что это произойдет. Но тогда никто не слушал умных людей.
Тогда главным аргументом у Соединённых Штатов был какой аргумент: «У нас много золота, не волнуйтесь, ребята». А второй аргумент при голосовании: «Ребята, мы вам всем дадим кредиты, вы только голосуйте за наш вариант».
Артём Войтенков: Да, но получается что Бреттон-Вудское соглашение было принято только из-за войны. Если бы войны не было, никто бы в Европе в твёрдом уме, скажем так, на это не пошёл бы.
Валентин Катасонов: Естественно. Так война это проект тех же самых банкиров с Уолл-стрит. Это была попытка изменить баланс в пользу американского доллара, в пользу Рокфеллеров. Не надо думать, что война произошла случайно. Это такой хорошо подготовленный проект. Я вам могу сказать, как шла подготовка. Я не буду даже сейчас брать военные моменты, политические моменты, возьму только один финансовый момент. Мы сейчас говорим 70 лет Бреттон-Вудсу. Но есть ещё другая круглая дата — 80 лет назад в Америке произошла конфискация золота.
Артём Войтенков: Это когда их обязали сдать золото – либо штраф, либо вообще тюремный срок. И разрешалось только какие-то серёжки, кольца обручальные.
Валентин Катасонов: Это всё мелочёвка. Главное, что американские банки сдали в казначейство свое золото – вот это по-крупному. В результате они получили так называемые золотые сертификаты. Тоже очень интересно. Вроде как нет у них золота на балансе, но зато есть золотые сертификаты. Американская делегация на Бреттон-Вудсе говорит: «Ребята, у нас очень много золота. У нас 20 тысяч тонн золота». Но, извините, кому принадлежит это золото? Формально оно принадлежит американским банкам. То есть, опять мы видим как два, три, четыре раза одним и тем же товаром можно торгануть. Но это на совести хозяев Уолл-стрит. Мы просто должны понимать, что мир банкиров он такой, другим он быть не может. Я вам задам риторический вопрос: мог бы состояться Бреттон-Вудс без золотых запасов Форта Нокс?
Артём Войтенков: Не мог бы.
Валентин Катасонов: Нет. Откуда взялся Форт Нокс?
Артём Войтенков: Вот они сгребли золото.
Валентин Катасонов: Вот. Так что, получается за 10 лет до Бреттон-Вудса они уже знали, что это золото потребуется как аргумент?
Артём Войтенков: В каком году они это объявили?
Валентин Катасонов: 1933-1934 год. Начало – это конфискация золота физических лиц, а потом конфискация золота юридических лиц.
Артём Войтенков: А когда у нас первая пятилетка?
Валентин Катасонов: Первая пятилетка – 1929 год.
Артём Войтенков: 1929 год. Ну, всё совпадает. Начинается подготовка к войне. В Советском Союзе начинается индустриализация. Вы сами про это рассказывали, у нас есть ролик «Загадки индустриализации Сталина».
Валентин Катасонов: Сталин hпрекрасно понимал, что война будет.
Артём Войтенков: На самом деле, индустриализация Советского Союза – это просто подготовка к войне. Те же самые американцы строили нам предприятия. Вот тот же самый Альберт Кан (Albert Kahn).
Валентин Катасонов: 540 предприятий, да.
Артём Войтенков: Тоже самое, американцы строили и Гитлеру предприятия – Форд и другие.
Валентин Катасонов: Извините, я не хотел бы, чтобы вы проводили параллели между Сталиным и Гитлером. Дело в том, что Гитлеру предприятия строили на деньги американских инвесторов. Эти инвесторы и банкиры все известны. А Сталин строил… Да, ему строил Кан, но Кан на этом деньги зарабатывал. Он не принёс свои деньги. Он был подрядчиком.
Артём Войтенков: На деньги других американских инвесторов. Какая разница?
Валентин Катасонов: Я не знаю ни одного американского инвестора.
Артём Войтенков: Ну, деньги-то откуда-то взялись?
Валентин Катасонов: Откуда-то взялись. Но ни одного инвестора я не знаю. И никто их не знает. Потому что их нет. Вот в Германии, да, были инвесторы, были кредиторы.
Артём Войтенков: Ну, просто разные пути финансирования. Германия более открыта.
Валентин Катасонов: Нет, совершенно. Я не хотел бы, чтобы мы это сравнивали даже, хоть как-то сравнивали то, что было в Союзе и то, что было в Германии. В Германии, ещё раз повторю, это же ещё планЮнга (Янга). Это фактически деньги пошли в другую сторону. План Юнга, это… Кстати, после плана Юнга и был создан банк международных расчётов, который контролировал эти финансовые потоки. Деньги пошли не из Германии в порядке репарации, а в обратную сторону — в Германию. Это была помощь. Всё фиксировано, всё документировано. Книга написана, даже не одна книга написана. Я вспоминаю книгуЭнтони Саттона (Anthony Sutton) «Wall Street and the Rise of Hitler», где всё прописано, документировано, откуда это были деньги. У нас всё было по-другому.
Артём Войтенков: Но, тем не менее, мы видим, что вырастает Советский Союз, его строят американцы, мы видим, что Германию финансируют американцы.
Валентин Катасонов: Если американцам посулишь деньги, они найдут тысячу и один способ обойти любые запреты и санкции.
Артём Войтенков: Это понятно, другой вопрос…
Валентин Катасонов: Они не приходили со своими деньгами, вот что мне хотелось бы подчеркнуть.Они приходили осваивать деньги. Альберт Кан осваивал деньги, а не приносил деньги. Это принципиально разные вещи. Откуда деньги? Мы с вами обсуждали эту тему. Это и экспорт наш, это и, будем так говорить операция «Эрмитаж», хотя это копейки.
Артём Войтенков: И экспорт копейки, вы сами говорили.
Валентин Катасонов: Нет, это не копейки всё-таки. Эрмитаж и экспорт зерна это два порядка.
Артём Войтенков: Не хватает на предприятия всё равно.
Валентин Катасонов: Я не сказал, что я знаю ответ. Я сказал, что я не знаю как раз ответ. Дальше — это и конфискация пламенных революционеров, мы с вами об этом уже говорили.
Артём Войтенков: Ну, российское золото вы имеете в виду?
Валентин Катасонов: Нет, я имею в виду совсем другое. Может, я не дошёл до этого пункт, тогда я готов этот пункт тоже сейчас озвучить.
Артём Войтенков: Мы не будем уходить в сторону. Но, тем не менее, всё равно получаются шаги одного плана – конфискация золота в США и подготовка к войне и индустриализация в Германии и СССР. Уж очень хорошо это всё в одну линеечку укладывается.
Валентин Катасонов: Мне не хотелось бы, чтобы вы уподобились нашему перебежчику Резуну, который ставит на одну доску Гитлера и Сталина. Знаете такого, да?
Артём Войтенков: Знаем. Мы не ставим, но, тем не менее…
Валентин Катасонов: Нет, это чисто внешне. Сталин, между прочим, заговорил об индустриализации, когда уже был озвучен план Дауэса, который предшествовал плану Юнга (Янга). Сталин умел расшифровывать эти сигналы. Он понял, что готовится милитаризация Германии. понятно, ради чего идёт эта милитаризация.План Дауэса – это ещё 1924 год, а в 1925 году впервые Сталин произнёс слово «индустриализация». Гитлер ещё не пришёл к власти, а Сталин уже с опережением начал проводить индустриализацию. Но понятно, что Гитлер должен прийти не сегодня завтра. Здесь полная синхронизация.
Артём Войтенков: Там сложно было понять, если честно. Ладно, давайте вернёмся к Бреттон-Вудсу. Мы же потом, после смерти Сталина, признали доллар мировой валютой?
Валентин Катасонов: Что значит – признали? Что необходимо для того, чтобы ещё как-то признать доллар?
Артём Войтенков: Тем не менее, у нас же был свой какой-то рубль?
Валентин Катасонов: Переводной рубль.
Артём Войтенков: Да, а потом мы стали сразу торговать за доллары.
Валентин Катасонов: Примерно картинка так выглядит. Страны СЭВ 2/3 трети своей внешней торговли обеспечивали за счёт взаимного обмена. Взаимный обмен осуществлялся с помощью переводного рубля. На одну треть, грубо говоря, это была торговля с внешним миром. Торговля с внешним миром шла по разным схемам на основании разных способов: бартер, клиринговые схемы. Взять, например, двухсторонний клиринг Советский Союз – Финляндия. Мы, между прочим, с Финляндией клирингом обеспечивали торговлю.
Артём Войтенков: Клиринг – это что?
Валентин Катасонов: Клиринг – это фактически значит, встречая торговля без использования валюты. Валюта используется только для погашения сальдо.
Артём Войтенков: То есть мы с вами поменяли яблоки на нефть, сколько разница осталась, мы доплатили.
Валентин Катасонов: Совершенно верно. Валюта клиринга была разная. Где-то это был тот же самый переводной рубль, где-то это были национальные денежные единицы, где-то это была свободно конвертируемая валюта, ну, это отдельная тема. То, что уже нельзя было обеспечить ни бартером, ни клирингом, для этого использовалась свободно конвертируемая валюта: или американский доллар, или европейские валюты. Мы тоже торговали на доллары, на дойчемарки.
Артём Войтенков: А как же разговоры эти, что при Хрущёве признали доллар, отказались от рубля. Это имеет какую-то…?
Валентин Катасонов: Я не очень понимаю даже…
Артём Войтенков: Ничего не поменялось после смерти Сталина?
Валентин Катасонов: Принципиально ничего не поменялось. В плане международно-правовом ничего не поменялось.
Артём Войтенков: В финансовом, я имею в виду.
Валентин Катасонов: Я понимаю. Многие изменения в мире финансов требуют какого-то международно-правового оформления. Единственное, что поменялось после смерти Сталина – появился переводной рубль. Но идея переводного рубля озвучивалась ещё Сталиным. В 1952 году было проведено Международное экономическое совещание в Москве. На этом совещании присутствовали делегации от многих стран мира: и западные делегации, и развивающиеся страны. Обсуждалась идея многостороннего клиринга. Но она была очень абстрактная, не очень было понятно, кто войдёт в этот многосторонний клиринг. Но, тем не менее, ходили кругами вокруг этой идеи многостороннего клиринга. Переводной рубль — это инструмент многостороннего клиринга. Клиринговой палатой выступал Банк международного экономического сотрудничества, СЭВовский Банк международного экономического сотрудничества МБЭС. Между прочим, переводной рубль достаточно активно использовался. Я подсчитывал, на пике – 8% мировой торговли обслуживалось переводным рублём.
Артём Войтенков: 8% – это не много.
Валентин Катасонов: Ну, извините, 8% мировой торговли.
Артём Войтенков: Для примера другую цифру приведите, у США сколько было в это время?
Валентин Катасонов: Я понимаю, но всё-таки, наверное, 8% ни дойчемарк, ни японская йена, ни французский франк. Может быть, только британский фунт мог обеспечивать примерно сопоставимую долю мировой торговли, как наш переводной рубль. Это очень серьёзно. Вы имейте в виду, что всё-таки Британское Содружество наций до сих пор существует, и существуют какие-то неформальные отношения в рамках Британского Содружества. Формально даже, по-моему, не отменяли эту фунтовую зону валютную. Понятно, что она, может быть, только на бумаге существует. Поэтому, конечно, фунт до конца 60-х годов он сохранял определённые позиции. Я бы сказал так – переводной рубль был сопоставим с британским фунтом.
Артём Войтенков: Хорошо, тогда вернёмся к Бреттон-Вудс. Он прошёл, совершился и дальше пошло его развитие, выплата золотом де Голлю, очередь в кассу за золотом, американцы это всё прикрывают и что дальше? Дальше, насколько я понял, это стало называться Ямайской системой.
Валентин Катасонов: Это очень интересная тема тоже. Если в 1944 году в Бреттон-Вудсе прияты были какие-то решения, а потом они на протяжении очень многих лет выполнялись или не выполнялись (мы с вами сказали, что фактически только с конца 50-х годов Бреттон-Вудская система заработала), то в 70-е годы произошла обратная ситуация. Фактически Ямайская конференция, которая проходила в 1976 году, она уже просто проштамповала ту систему, которая де факто была создана. То есть, сначала создавали систему, а потом её уже просто проштамповали. Собрали всех ребят, это называлось Международная конференция по валютно-финансовым вопросам, это страны-члены МВФ, они всё это дело проштамповали. Так вот, последнее видимое событие – это закрылось золотое окошечко 15 августа 1971 года. Дальше это так называемое соглашение института Смитсона, Смитсоновские соглашения.
Артём Войтенков: Это что такое?
Валентин Катасонов: Собрались страны, входящие в Группу десяти, это ядро Запада. На самом деле там даже 11 стран, просто одиннадцатая страна подошла, а название оставили прежнее – «десятка». Она, кстати, не умирала, эта «десятка», просто о ней редко вспоминают. Это такая закулисная «десятка». Там сидели, колдовали, и в конце декабря 1971 года было подписано так называемое Смитсоновское соглашение. Фактически Соединённые Штаты там пошли на какие-то уступки, но они отказались от одного, они сказали: «Мы не собираемся в ближайшее время восстанавливать размен золота на доллары и долларов на золото». Это принципиально. Все сразу поняли, что, судя по всему, уже никогда это золотое окошечко не откроется.
Дальше какая-то наступила пауза. Создали в Международном валютном фонде какую-то специальную комиссию, где сидели чиновники и что-то там сочиняли. Чиновники могут что угодно сочинять, а в это время крутые ребята занимались конкретным делом. Я назову некие вехи этих событий, которые не очень афишируют.
Май 1973 года, собирается Билдербергская группа в Швеции. Обсуждается один вопрос – как реформировать международную валютно-финансовую систему. Естественно, в те времена это была совершенно секретная информация, сейчас она уже более-менее известна. Формально вроде бы там обсуждали как нам адаптировать к новым условиям. Новые условия касались не только этих неопределённостей, связанных с Бреттон-Вудсом, но и там было сказано, что в этом, 1973 году, ожидается резкий рост цен на чёрное золото.
Артём Войтенков: Откуда они знали? Или они это просто…
Валентин Катасонов: Это уже было планированием. Кто выполнял решения этого, будем так говорить, Коминтерна под названием Билдербергский клуб? Эти решения выполнял Генри Киссинджер (Henry Kissinger). Генри Киссинджер на тот момент занимал две важнейшие должности. Во-первых, он был советником президента по национальной безопасности, во-вторых, он был Госсекретарь. Учитывая, что в это время уже началась история под названием Уотергейт, Никсону (Richard Nixon) было ни до чего.
Артём Войтенков: Уотергейт – это что?
Валентин Катасонов: Уотергейт, слышали? Фактически это процедура подготовки импичмента американского президента. Это известная история Уотергейт. Всплыли факты, что в период предвыборной кампании республиканцы использовали подслушивающие устройства, и что это нарушение этики и результаты выборов искажены. Это называется Уотергейт. Я в это время в Соединённых Штатах был и перед моими глазами вся эта сцена под названием Уотергейт разворачивалась. Более того, я даже видел живого Ричарда Никсона, который выглядел в это время очень бледно. Ему действительно ни до чего было. Поэтому на хозяйстве остался Генри Киссинджер.
Артём Войтенков: Внешнеполитическом.
Валентин Катасонов: Прежде всего – внешнеполитическом, да. Вы совершенно правильно сказали. На внутреннем другие сидели ребята, а на внешнеполитическом вожжи в свои руки взял Генри Киссинджер. Он прежде всего решал вопросы на Ближнем и Среднем Востоке. Генри Киссинджер как госсекретарь и советник по национальной безопасности курировал и разведку США. Безусловно, разведка не только добывает информацию, а ещё и подбрасывает дезинформацию. Генри Киссинджер как раз использовал разведку для второго. Он подбрасывал регулярно дезинформацию Израилю и арабским странам. Фактически эта дезинформация поощряла и подталкивала арабские страны к тому, чтобы начать арабо-израильскую войну. Эта война была начата осенью 1973 года. Генри Киссинджер выступил в роли такого козла-провокатора. Кстати, потом даже израильские евреи объявили Генри Киссинджеру херем. Херем — это проклятье. Потом, когда они уже во всём разобрались, они этот херем с него сняли.
Генри Киссинджер фактически спровоцировал эту войну. Дальше всё развивалось как по нотам.
— Соединённые Штаты были обвинены в пособничестве Израилю.
— Европа и особенно Голландия была обвинена в пособничестве Израилю.
— Были объявлены, будем так говорить, блокады, ограничение даже запретов на экспорт нефти и нефтепродуктов в указанные страны.
Естественно, что цены на рынке чёрного золота стали быстро расти. Это называется энергетическим кризисом. За несколько месяцев цена на энергоносители, на чёрное золото выросла аж в 4 раза. За всё время существования чёрного золота, это примерно один век, ничего подобного не было. Были какие-то небольшие флюктуации, связанные с сезонными факторами, с какими-то спекуляциями мелокотравчатыми, но чтобы в 4 раза…
Артём Войтенков: После этого американцы вместо больших таких огромных автомобилей стали делать маленькие, которые едят мало бензина, это после этого нефтяного кризиса.
Валентин Катасонов: Да, я помню эти времена, иногда до перестрелок на американских бензоколонках доходило, всем не хватало бензина. Естественно, всех собак спустили на кого? На страны ОПЕК. Вот такие нехорошие страны ОПЕК. Безусловно, страны ОПЕК действовали по подсказке Генри Киссинджера.
Понятно, что фактически золотой тормоз был снят с печатного станка, зелёную бумагу стали печатать без каких-либо ограничений. Но ведь предложение должно находить свой спрос. Вот рассчитали, что самый главный спрос зелёная бумага может найти именно на рынке чёрного золота. Ещё учитывая, что через чёрное золото, через межотраслевые связи многие другие отрасли тоже поднимут цены на свою продукцию, если поднимутся цены на чёрное золото, то там был просто бешеный эффект. Продукция печатного станка стала находить свой спрос благодаря вот этому энергетическому кризису.
Артём Войтенков: Это надо было, чтобы местные ребята продавали нефть только за доллары.
Валентин Катасонов: Естественно. Не переводя дыхание, Генри Киссинджер начал переговоры о том, чтобы экспорт чёрного золота происходил исключительно на доллары. Дело в том, что торговля на доллары доминировала в послевоенном мире, в 40-е годы, когда был долларовый голод. Потом уже началось бегство от доллара. Надо было опять как-то приучить людей к доллару, восстановить спрос на доллары. Начал Генри Киссинджер с переговоров с саудовским королём. В то время Саудовская Аравия из себя ничего особого не представляла. Не буду живописать, что она из себя представляла. Генри Киссинджер пообещал светлое будущее Саудовской Аравии. Прежде всего, поставки оружия, обещал, что Саудовская Аравия станет региональной державой на Ближнем и Среднем Востоке.
Естественно, саудовский король сказал: «Мы будем вооружаться, но тут же Израиль!»
На что Генри Киссинджер сказал: «Не волнуйтесь, мы гарантируем, что с Израилем всё будет в порядке. Вы будете вооружаться, но Израиль не будет на это болезненно реагировать, это наша проблема».
Короче говоря, была такая сделка. Эта сделка понравилась саудовскому королю. Ещё был один пункт. Естественно, королю говорил Генри Киссинджер: «У вас появится много американской валюты. Поэтому эту американскую валюту, пожалуйста, размещайте в американских банках».
На языке финансистов это называется рециклирование американской валюты.
Артём Войтенков: Мы вам заплатили…
Валентин Катасонов: Да, а вы тут же разместите. Естественно, что на депозитах будут доллары, под каждый депозитный доллар можно ещё сделать несколько кредитных долларов и будем так говорить, произойдёт реанимация мировой финансовой системы под эгидой американского доллара.
Дмитрий Еньков: А потом неожиданно США в любой момент показывают счета Каддафи, счета того, счета того у нас в стране. Видимо, договорённости были не только с Саудовской Аравией.
Валентин Катасонов: Безусловно, Генри Киссинджер окучивал все арабские страны и все страны ОПЕК. Там, конечно были свои нюансы в окучивании. Скажем с иранским шахом он говорил: «Ребят, а вот вы, пожалуйста, цены на чёрное золото не повышайте. Мы вам будем исправно поставлять оружие».
Потому что понятно, что без иранской дешёвой нефти Америка просто бы загнулась. То есть, у них были некие такие зелёные коридоры, через которые нефть всё равно поступала в Америку. Там много интересного, это надо отдельную книгу писать — как формировался нефтедоллар. Уже когда всё это было выстроено, вот тогда, потирая руки, Генри Киссинджер сказал: «Ребят, а теперь вы можете собирать международную валютно-финансовую конференцию». Потом в наших учебниках уже стали писать – вот была такая Ямайская конференция, которая фактически демонетизировала золото, то есть из Устава Международного валютного фонда были изъяты все упоминания золота. Фактически вместо золотого доллара появился нефтедоллар.
Многие события сегодняшнего дня на Ближнем и Среднем Востоке нельзя понять, не учитывая того, что всё-таки нынешняя Ямайская система, хоть она и скрипит, хоть там и трещины идут, но это всё-таки нефтедолларовая система. Это надо иметь в виду.
Я упомянул рециклирование. В 1978 году, когда энное количество стран членов МВФ ратифицировало поправки к Уставу Международного валютного фонда, заработала эта Ямайская валютная система. Мне хотелось бы сказать, что в наших учебниках как-то одновариантно всегда пишут, что в силу каких-то объективных процессов, что других вариантов не было. Вариантов была куча. Почему четыре года вот такое безвременье? Потому что обсуждали, какие варианты и каждый применял свои аргументы. Генри Киссинджер прорабатывал свой вариант, у французов был свой вариант.
Французы сразу сказали: «Не надо ломать Бреттон-Вудскую систему».
Да, у нее много минусов, но, посмотрите, к началу 70-х годов американский доллар внутри Соединённых Штатов по сравнению с 1944 годом, обесценился в 2 раза. По-прежнему один доллар содержит то же количество золота, цена на золото одна и та же. То есть, давайте мы проведём девальвацию доллара, вернее, не мы проведём, а вы проведёте и одновременно повысите цену на золото в 2 раза. Цена на золото была объявлена в 1944 году $35 за тройскую унцию, давайте с учётом сегодняшних реальных цен сделаем $70. Тогда и золота будет достаточно, и не будете вы тогда прибегать к аргументу, что у нас золото кончается. Будет достаточно золота. По крайней мере, на ближайшие несколько лет хватит.
Артём Войтенков: Золото здесь при чём? Здесь же смысл – товарооборот, а золото…
Валентин Катасонов: Американцы-то что говорили? Они говорили: @Мы не можем больше продолжать обмен золота на…»
Артём Войтенков: Типа, у нас золото кончилось.
Валентин Катасонов: У нас золота мало. Хотя золота было ещё много. На момент Бреттон-Вудса было порядка 20 тысяч тонн, а на момент, когда захлопнулось окошко, было 9 тыс. тонн. Немного больше, чем в два раза уменьшилось количество золота. Повысьте цену. На самом деле, это всё условно. Можно сделать золото и $70 и $200 за тройскую унцию.
Артём Войтенков: Так оно уже так и есть.
Валентин Катасонов: Речь-то идёт не о рыночной цене, а об официальной цене. Это разные вещи. Это была официальная цена. Фактически во времена Бреттон-Вудса свободный рынок золота подавлялся, это был серый рынок. Потому что, конечно у каждого Центрального банка появлялся соблазн толкнуть золото на сером рынке. Это особая тема.
Была ещё одна интересная версия или ещё один убедительный вариант, как можно было выходить из этого тупика начала 70-х годов – создать наднациональную денежную единицу. И не какой-то там банкор, как предлагал Джон Кейнс (John Keynes) в 1944 году, а уже денежную единицу даже не создавать, а просто увеличить её эмиссию. Речь шла о SDR — Special Drawing Rights, специальные права заимствования. SDR ещё называют бумажным золотом. Это некие наднациональные деньги, естественно, безналичные, которые в 1970 году впервые выпустил Международный валютный фонд. Уже тогда была некая проба пера, уже готовились к этому варианту.
Можно было напечатать достаточное количество SDR для того, чтобы обеспечить мировую экономику достаточной ликвидностью. Но дело в том, что Америка и главные акционеры ФРС не были готовы к этому варианту. Ведь если некая наднациональная валюта, значит должен быть некий наднациональный орган или международный орган, в котором будет заседать 100 или 200 стран и, не дай бог, по какому-то вопросу… А тут мы хозяева. Я первый парень на деревне, я сам всё решаю. Я ни с кем не советуюсь. А если наднациональная единица – SDR, значит, опять эта бодяга. Не дай бог, у Америки уменьшится валовой внутренний продукт и они потеряют контрольный пакет голосов. Поэтому они не хотели рисковать, они не пошли на этот вариант.
И как всегда бывает в мире финансов из энного количества вариантов выбирается самый плохой. Самый плохой для общества, для народа, но самый хороший для финансовой олигархии. Понятно, что финансовая олигархия неоднородна, поэтому тот вариант, который был выбран, он для человечества был плохим, даже ужасным. Но для финансовой олигархии, для кого-то он был очень хороший, для кого-то хорошим, для кого-то не очень хорошим, потому что никто из главных акционеров не обанкротился в результате этих событий 70-х годов.
Так, коротенечко история Бреттон-Вудса. Я почему об этом говорю – сегодня мировая финансовая система тоже на грани изменений. Эти изменения, безусловно, кем-то планируются и, безусловно, надо быть предельно внимательным и осторожным для того, чтобы понимать, какую очередную дохлую кошку нам, России, могут подбросить. Тогда был Сталин, который прекрасно видел этих дохлых кошек на расстоянии километра. Сегодня, к сожалению, можно под нос нашим руководителям этих дохлых кошек подсовывать, они будут говорить: «Прекрасная кошка! Берём!»
Артём Войтенков: Какая шерсть! Это настоящий соболь!
Валентин Катасонов: Я поэтому и рассказываю эту историю. В мире финансов ничего принципиально нового не придумывается. Ничего нового не придумывается. Вот мы, например, говорим, смена одной валютной финансовой системы на другую. С тех пор, как некие люди, ростовщики, завладели печатным станком, их политика предельно проста, для этого не надо кончать никаких университетов. Они работают на сжатие денежной массы и её раздувание – вот и всё. Сжали – раздули, раздули – сжали и так далее. До бесконечности. В результате вокруг – куча трупов.
Артём Войтенков: То есть, они, когда разувают всё это — кредиты, народ набирает кредиты, а потом, когда они её сжимают, денег не хватает…
Валентин Катасонов: На этом всё и построено. Есть обычные циклы сжатия и раздувания, благодаря этому создаётся экономический кризис. А есть длинные циклы сжатия и раздутия. Эти циклы кончаются войнами.
— Поэтому золотой стандарт – это игра на сжатие.
— Бумажно-денежный – это на расширение.
Но и тот, и другой вариант кончается войной.
Артём Войтенков: Так. То есть, что нас ждёт? Война, получается?
Валентин Катасонов: А что, вы разве это не чувствуете?
Артём Войтенков: Ну, она уже на Украине началась.
Валентин Катасонов: Ну, вы понимаете причинно-следственные связи?
Артём Войтенков: Теперь, в принципе, да. Теперь понятно.
Валентин Катасонов: С чего-то надо начинать. Первая мировая война началась с Сербии, Вторая мировая война даже трудно сказать, с чего началась.
Артём Войтенков: Она какая-то тлеющая была.
Валентин Катасонов: Она тлеющая была. Потому что на Дальнем Востоке война уже велась в 30-е годы, а в Европе тоже. Испания – это тоже репетиция Второй мировой войны. Кстати, в Испании тысячи наших добровольцев воевали.
Артём Войтенков: Там воевали не тысячи, там больше.
Валентин Катасонов: По крайней мере, официальные данные – несколько тысяч. Но эти несколько тысяч, между прочим, Испания находилась гораздо дальше от нас, чем сегодня Украина. И если на Украине наши братья воюют с какими-то берданками или, в лучшем случае, Калашниковыми, то в Испании наши добровольцы воевали на самолётах и были даже танки.
Артём Войтенков: То есть, получается, что эта денежная система нынешняя, Ямайская, мы всё-таки в Ямайской системе…
Валентин Катасонов: Условно – Ямайская.
Артём Войтенков: Когда доллар не обеспечен вообще ничем, а он – мировая резервная валюта. То есть, она должна, по идее, тоже схлопнуться опять-таки, потому что ей ничего не остаётся.
Валентин Катасонов: Обязательно. Даже чисто формально сейчас многие макроэкономические финансовые показатели хуже, чем были накануне того финансового кризиса, который датируется обычно периодом 2007-2009 года. Сегодня ситуация по показателям хуже, чем в середине 2007 года.
Артём Войтенков: Нам уже навязываются некоторые выходы. Мы слышим о том, что надо вернуться к золотому стандарту, а потом что это биткоин тут вылез.
Валентин Катасонов: Ну, это не хочу даже обсуждать. Мелочёвка это.
Артём Войтенков: Это мелочёвка, но когда она рекламируется американскими миллиардерами, и когда за эти деньги продаются билеты на международную космическую станцию и всякие полёты, это уже перестаёт быть мелочёвкой.
Валентин Катасонов: Это бизнес.
Артём Войтенков: Почему не за доллары? Почему за биткоины?
Валентин Катасонов: Я думаю, что это просто какая-то мелкая пакость со стороны Ротшильдов (Rothschild) и Соросов (Soros). Ну, Сорос вообще эпатажник. Все его эпатажи в общем антидолларовые, антиамериканские, антирокфеллеровские, потому что он, грубо говоря, на службе у Ротшильдов. Тут трудно сказать. Вообще я хочу сказать, что средства массовой информации так устроены, что обыватель не должен думать о главном. Его можно развлекать биткоинами, какими-нибудь секс-парадами, гей-парадами, лишь бы он не думал о главных вещах.
Артём Войтенков: Правильно, главные вещи делаются в тишине и подальше.
Валентин Катасонов: Слава Богу, что вы так обсуждаете ключевые вопросы. Мне кажется, что мы всё-таки подходим к каким-то ключевым вопросам.
Артём Войтенков: Да, но получается, что тогда война и переформатирование уже всего мирового сообщества и капитализма, в том числе, и мирового устройства, и вообще всего. Если раньше это были одни технологии, то сейчас электронные технологии позволяют вообще всё контролировать.
Валентин Катасонов: Вы знаете, в данном случае всё может быть построено на контрастах. Сегодня мы как-то живём в условиях такого электронного комфорта, но, может быть, те люди, которые выстраивают этот электронный мир или электронный концлагерь в один прекрасный моменты вырубят рубильник и посмотрим, как мы тогда будем себя чувствовать. Мы даже себя начали плохо чувствовать, когда всего несколько банков отрубили от систем платежей MasterCard и Visa, и то уже началась мелкая паника. Можете себе представить, что может начаться, если отрубят все электронные платежи. Даже не электронные платежи через банкоматы, а я имею в виду электронные платежи между предприятиями, между странами. Это посерьёзнее. Здесь-то мы можем быстро перейти на наличку, буквально за месяц.
Артём Войтенков: У нас, когда я расплачиваюсь картой в магазине, оно идёт через американские центры?
Валентин Катасонов: А вы долларами?
Артём Войтенков: Нет, рублями.
Валентин Катасонов: Ну, рублями, я думаю, что до Соединённых Штатов не доходит.
Артём Войтенков: Это у нас обрабатывается?
Валентин Катасонов: Да, это у нас обрабатывается. Хотя, безусловно, что на обработке могут сидеть непростые ребята. Они могут выполнять спецзадание.
Артём Войтенков: Ну, всё равно, системы Visa и MasterCard не наши изначально. Как бы ни крутились в ней…
Валентин Катасонов: Не наша. Да, говорят, вот, мы операционные центры перенесём на территорию Российской Федерации, будем использовать MasterCard и Visa как консультантов и специалистов. Но пусти козла в огород – он всю капусту сожрёт. Это же компании, которые работают в тесном тандеме со спецслужбами. Зачем нам? Это вопрос национальной безопасности.
Артём Войтенков: Нет, сейчас мы всё равно в этой системе уже находимся.
Валентин Катасонов: Что значит – уже. Тогда закажите себе гроб, если уже. Я лично не хочу этого делать.
Артём Войтенков: К чему мы тогда приходим? К грустному выводу, что нас ждёт война, и, соответственно, сжатие денежной массы.
Валентин Катасонов: Нет, я думаю, что надо кончать наш разговор на более оптимистичной ноте.
Артём Войтенков: Ну, хотелось бы.
Валентин Катасонов: Я думаю, что всё-таки необходимо везде, где это только можно, говорить о том, что нам нужна суверенная денежная система. Уроки Бреттон-Вудса как раз нас подводят к этому выводу. Опять-таки, изобретать что-то, изобретать какой-то велосипед? У нас сегодня мало осталось изобретателей. Поэтому давайте хотя бы изучим чертежи той денежно-кредитной системы, которая была создана во времена Сталина.
Артём Войтенков: И брать с неё пример и строить?
Валентин Катасонов: Хотя бы какие-то отдельные конструкционные идеи, решения, они нам помогут.
Артём Войтенков: Да, но для этого нам нужно, условно говоря, перестать быть колонией Соединённых Штатов. Потому что мы всё делаем…
Валентин Катасонов: Первичен дух, понимаете. Если человек духовно чувствует, что он свободен, тогда всё остальное уже само собой. А если он чувствует, что он действительно духовно закабалён, тут тогда действительно все наши слова и разговоры совершенно бесполезны.
Артём Войтенков: Будем надеяться, что ваше объяснение для многих разъяснит, разгонит туман, покажет что-то…
Дмитрий Еньков: Камешек в фундамент строительства нашей собственной национальной денежной системы.
Валентин Катасонов: Ну, и вообще независимой России, самобытной. Это же фактически отдельная цивилизация. Но это отдельный разговор. Мы должны учитывать, в какой мы цивилизации живём, поэтому под каждую цивилизацию и свои решения, и своя модель денежно-кредитной системы.
Артём Войтенков: Благодарю вас за беседу.
Валентин Катасонов: Всего доброго. Спасибо.
Набор текста: Наталья Альшаева, Елена Залыгина
Редакция: Наталья Ризаева
http://poznavatelnoe.tv — образовательное интернет телевидение