На третьи сутки непрерывного обстрела вернулся подзабытый с 2014 года страх. Я уж было думала, что он исчез навсегда, что дальше только договоры-переговоры, что самое страшное позади. Разрывы по всему городу почти сплошняком. Такое чувство, что даже не перезаряжают. Эхо от предыдущего баха перекрывает раскат последующего. Морозный воздух усиливает звук. В любой точке Донецка клянутся, что прилетело за их дом. К счастью, это не так. Но по ощущениям – так. Все рады, что пережили ночь, что день, что солнце, что люди. Наступления темноты боятся все. Вот и я сейчас пишу все это, потому что все равно не уснуть, напрягаться от каждого разрыва – утомительно и изнурительно. В общем – быстрей бы утро.

Как-то незаметно война стала частью жизни огромного количества людей. А многие дети уже и не знают или не помнят другого. Иногда, слушая людей, понимаю, то, что они говорят страшней звука разрывов. Для постороннего. А для них, и для меня – это просто жизнь.

Чтоб было понятней, вот, например, разговоры одного дня. Сегодня.

Утро. Везу ребенка в детский сад. На улице в разы слышней, чем дома. С каждым бахом внутри все скукоживается, но показывать нельзя, я с дочкой. Сзади меня в маршрутке две женщины – постарше и молодая. Та, что в возрасте рассказывает молодой:

— Внучка звонила, говорит: «Бабушка, у нас сегодня так гремело, что мы под парту спрятались. Я уже дома, села подальше от окон. Бабушка, ты приходи поскорее… живой приходи».

После садика еду на похороны. 29 января в промке под Авдеевкой погиб мой знакомый командир, Грек. Я и знала-то его всего-ничего, одну поездку в Веселое, но впечатление произвел на всю жизнь. Открытый взгляд, добрая улыбка, спокоен, немногословен. На войне с первых дней. Про таких говорят: «Таких больше не делают». Рванул на помощь к своим пацанам и погиб. Отпевание в Троицком храме, который расположен в самом «безопасном» районе. Выхожу на остановку раньше, чтобы купить цветы. Гвоздик нет нигде из четырех магазинов. Последний, пятый, чуть в стороне от самого храма. НО и тут нет.

— И вам нужны гвоздики? Да что ж такое!, — негодует продавец, — мы за сегодня гвоздик продали больше, чем за полгода. Кого это хоронят?

— Классно мужика, — говорю, — настоящего. Убили под Авдеевкой.

Продавец закусывает губу.

Прошу дать мне четыре веточки темно-фиолетовых хризантем.

Протягивают пять.

— Отнесите одну веточку от меня, — неожиданно просит предлагает цветочница.

Народу пришло много, в основном военные. Вместе со мной в храм по ступенькам поднимается военный на костылях. Ему предлагает помощь его сослуживец, который явно проигрывает ему в весе.

— Отойди, Серега, я сам

— А если упадешь?

— А если упаду ты мне вряд ли поможешь. Давай-ка я сам и идти буду и падать. Серега пожимает плечами, отходит на шаг назад и контролирует процесс так, чтоб его не заметили.

Заходим в храм. Отпевание только что началось. Рассматриваю тех, кто рядом. Это такой сплошной камуфляж. Выделяются только руки со свечками. Верней ручищи. Их видно больше всего. Обветренные, с въевшимся мазутом, видно, что руки старательно мылись, но до довоенного состояния все равно не отдрать, поэтому так. Во всех этих руках тоненькие свечки, которые совершенно с ними не монтируются.

День выдался солнечным. Свет проходит через витражи и становится разноцветным. «Раскрашивает» камуфляж. Курится ладан, певчие поют. Злость, досада и обида на мир за несовершенство бытия, которые не покидали последние два дня, уходят.

Успокаиваюсь.

Отчетливо слышу полный пакет «Града». «Град»??? «Град». Его ни с чем не спутать. Но я же в безопасном районе, в тылу, откуда тут «Град»??? Мало вериться в происходящее – убитый командир, отпевание, военные, храм, витражи, свечи, свет, «Град». Тем не менее.

После службы захожу к подружке, которая работает неподалеку:

— Ленка, это же «Град» был, я не ослышалась?

— «Град», не ослышалась

— А откуда тут «Град», мы же в безопасном районе

— Оля, они всю ночь над нами летали, свист, разрыв, все как положено. Стены тряслись, окна. Они же вон там, у «Ашана» стоят, рядом совсем. Я Аньку сегодня садик не повела. Мало ли что.

Вбегает Ленкина коллега:

— Представляете, кусок объездной, которая за Ашаном, уже под украми!

Повисает тишина. Четверо коллег Ленки и я смотрим на глашатая.

— Лучше пусть «Грады», чем укры, — изрекает кто-то. С ним соглашаются все и начинают приводить доводы, что скорей всего это не правда. Потому что до Ашана от нас минут 15 ходьбы. И если там укры… Да ну нафик! Нельзя думать о плохом, мысли материальны.

На сегодня у меня запланирована еще одна встреча. Звоню, чтобы подтвердить.

— Наташ, мы сегодня увидимся?

— Давай перенесем, я поспать хочу.

Наташа живет на привокзальном. Это «опасный» и «громкий» район. Сейчас около двух часов дня.

— Что, совсем жесть у вас?

— Ночь не спали. Совсем. Прилеты в соседний дом, за мой дом. Утро наступило, я так радовалась. Уже собралась выходить – опять обстрел. Решила лечь поспать, пока не закончится, — спокойным голосом делится планами Наташа.

— Как же ты будешь спать под обстрел?

— Нормально. Пересплю. Сейчас уже просто вырубаюсь, давай на завтра перенесем?

На улице продолжается ад. Грохот со всех сторон. Мощный, четкий, наводящий ужас. Он и не прекращался. Но люди заняты своими делами…

Иду в садик за дочкой. Подхожу к группе. Подслушиваю детский разговор:

— Это война, но ты не бойся, — говорит девочка постарше девочке помладше. Сейчас твоя мама придет, и моя мама придет. С мамами не страшно.

Малышка кивает головой.

— А когда с мамой тогда точно не убьют. Мне папа сказал. А он все-все знает!

Я решаюсь зайти и прерываю ликбез. Пока дочь одевается, к нам выходит воспитатель, Надежда Николаевна. Она почему-то уверена, что я знаю больше, чем говорят в новостях, а оттого задает традиционный вопрос:

— Оля, когда это закончится???

— Скоро. Очень скоро!, — бессовестно вру я. Но она смотрит на меня с такой надеждой, что как обычно пожать плечами я не могу.

— Оля, я больше не могу, трое суток! Это кто выдержит?? А дети? Не дай бог прилетит! Ну ладно в меня, а если в них??? Приходил тут папа один, сказал, что Порошенко отдал приказ – за три дня взять Донецк, это правда?

— Врет. Три дня уже прошло, и что? Взяли? Нет. И не возьмут.

— Олечка, что же он делает? Он же богатый человек! У него столько денег – хватит и внукам и правнукам! Сколько же можно хапать и убивать? Ну это же люди. Живые люди! Как он может? Весь день скорые мотаются мимо. А в Авдеевке что? У нашей сотрудницы там дочь с грудным ребенком в подвале второй день! Без света, тепла и воды! Завтра хотят в Донецк ехать. А как? Господи, когда же это закончится!

Я вижу, что она на грани. Пытаюсь переключит внимание:

— Как Майка? Не баловалась?

— Майя ваша сегодня весь день требовала у меня пакет с водой и вещами. И рассказывала остальным как надо прятаться.

Не получилось переключить внимание. Дело в том, что в 2014-м году мы ходили в другой садик. И там действительно учили малышат «играть»: по двум хлопкам воспитателя в ладоши надо было подойти к шкафчику, взять пакет, спуститься на первый этаж, прижаться к стене и подождать пока воспитатель поможет спуститься в подвал. Честно говоря, я не думала, что дочь моя, во-первых, запомнила те «учения», а во-вторых, способна связать бахи на улице и «игру».

По дороге домой как обычно отвечала на стотыщ вопросов, которые возникают у всех детей пяти лет от роду. В этот раз добавилось:

— А бывает так, когда совсем никогда не бахает и нет войны?

— Конечно бывает

— А еще будет?

— Обязательно!

— И тогда Аника (старшая сестра уехала в Россию в 14-м) к нам вернется, и дедушка, и мы опять все вместе будем жить?

— Да. Все вместе. Как раньше.

— Осталось чуть-чуть подождать?

— Да, Майя, совсем чуть-чуть.

Садимся в троллейбус. Напротив нас усаживается мальчишка лет 7. Он внимательно смотрит на нас, потом представляется:

— Юрий.

— Ольга.

Знакомство скрепляет крепкое рукопожатие.

Юрий оказался на редкость приятным собеседником. Оказывается, Юрий с папой едут с тренировки, он занимается скалолазанием и у него болит нога «кость вот тут». А еще он сегодня поднимал гири: большую, маленькую и синюю!!! «Представляете? Синюю!! Сам поднял! Скажи, пап!»

— Ну все, ты теперь сильный!

— Конечно. Мы с папой одни мужики в доме. Нам надо маму защищать

— От чего?

— От всего. Вы не видите разве что твориться?

И я бы с удовольствием беседовала с Юрием дальше, но нам надо было выходить.

Уже вечером позвонила подружке с Путиловки (тоже опасный и громкий район). У нее там даже когда у всех тихо – громко. Да и приболела она.

— У нас света нет и холодно. И обстрел, — спокойным голосом без смены интонаций сообщила она.

— Может ко мне приедешь на пару-тройку дней?

— Не, Оль, сейчас не могу, не поеду, обстрел. Может завтра, посмотрим.

Тон такой, как будто она сообщает, что «на маникюре, позже перезвоню». Ну а что? Обычное дело – обстрел.

— Что ж ты там без света под обстрелом делать будешь?

— У меня две книжки недочитанных, как раз дочитаю.

На том и порешили.

Как по мне, то от обстрелов лучше всего помогает сериал «Сваты». Только обязательно в наушниках, чтоб не отвлекаться на раскаты. Правда, иногда начинает казаться, что это фантастический сериал.

Там люди.

Без обстрелов.

Живут.

Ольга ГОРДО

ВОПРОС — РЕБРОМ. Кто виноват в войне?

Александр ГРИШИН

Донбасс переживает такие обстрелы, которые не слышал уже около двух лет — со времен боев за Дебальцево.

ООН, ОБСЕ, госдепартамент США и министры иностранных дел Евросоюза призывают стороны если не к миру, то хотя бы к прекращению огня. Но где искать виновных в начале нового витка войны? А они и не прячутся!

Слова замминистра обороны Украины генерала Игоря Павловского обратно уже не поймаешь: «Метр за метром, шаг за шагом наши ребята героически продвинулись вперед». А министр обороны Украины Полторак гордо объявил о новой украинской тактике — «ползучее наступление». И их не смущает, что это прямое нарушение минских соглашений.

Они рассчитывали если и не прорваться к Донецку, то хотя бы заручиться поддержкой Запада, спровоцировать новые санкции против России. Вот только мир уже не тот.

 

http://www.kp.ru/daily/26638.4/3656464/