От Редакции: Конечно, все то, что сделали большевики с трупом генерала Корнилова — это мерзость перед Богом! Однако не будем забывать, что именно он (наряду с Алексеевым, Рузским, Брусиловым и другими генералами-масонами) предали последнего Русского Государя-мученика — св. Николая Александровича! Более того, именно Корнилов по приказу т.н. Временного правительства арестовывал… Царскую семью — свв. Царицу и детей Государя в Царском Селе! Так что, в определенном смысле, это посмертное возмездие было неслучайно попущено Богом!
Вот как описывает этот арест один из очевидцев С. В. Марков : «Государыня была одна со Своими несчастными Страдальцами… Болезнь Их Высочеств действовала на нас угнетающе и, безусловно, вносила в наши ряды замешательство… Дворец обратился в лазарет!..
Государыня спокойно обошла все роты, разговаривала с солдатами и здоровалась с офицерами. Она поразила всех нас Своим хладнокровием и, действительно, царственным величием. Бледная, как полотно, с впавшими от безсонных ночей глазами, Она тихим, спокойным голосом говорила с нами, совершенно не обращая внимания на безпорядочную стрельбу, доносившуюся из города и смешивавшуюся с дикими криками и пьяными воплями солдатских толп, бродивших по соседним улицам.
В момент, когда Корнилов с Гучковым вошли в гостиную, из противоположной двери вошла в нее Государыня. В эти безумно тяжелые минуты Она не потеряла Своего Царственного достоинства, Она осталась тем, чем была всю жизнь! Настоящей Русской Царицей! Твердыми шагами Она подошла в Корнилову и, не подавая руки, спросила:
— Что вам от меня нужно, генерал?
Мне было больно и противно смотреть на этих жалких себялюбцев и изменников…
Корнилов инстинктивно, под пристальным взглядом Императрицы, вытянулся в струнку, и до меня донеслись слова, произнесенные хриплым, прерывающимся голосом:
— Мне очень тяжело и неприятно Вам докладывать… Вам не известно, что происходит в Петрограде… Для Вашей же безопасности я должен Вас… — тут он запнулся, будто ему не хватило воздуха.
Государыня прервала его, и Ее спокойный, твердый голос металлически резко разнесся по гостиной:
— Мне все очень хорошо известно! Вы приехали Меня арестовать?!
Корнилов еще более растерялся и мог только произнести:
— Так точно!
— Больше ничего?! — спросила Царица.
— Ничего! — пробормотал Корнилов.
Государыня еще раз пристально посмотрела на него и, не подавая руки, медленно повернулась и той же твердой, величественной, царственной походкой удалилась на Свою половину…
Когда пришли революционные стражники, чтобы заменить нас, почетную охрану Дворца, батальон как один человек отказался впустить их за решетку Дворца и вместо ответа выкатил пулеметы… Еще минута, и было бы жарко. Но Царица попросила к Себе полковника Лазарева. Она не приказывала, Она просила, как мать, подумать о больных Детях… Просила преклониться перед судьбой…
— Не повторяйте кошмара французской революции, защищая мраморную лестницу Дворца!..
Это были Ее подлинные слова… Государыня не хотела, чтобы из-за Нее проливалась кровь Ее верных людей!… Пришлось преклониться перед последним приказом-желанием Императрицы!»
* * *
Но на следующий день Гначбау заняли большевики, которые первым делом бросились искать якобы «зарытые кадетами кассы и драгоценности». Во время этих розысков были обнаружены свежие могилы, которые были раскопаны по приказу советского командующего Сорокина. Увидев на одном из трупов погоны полного генерала, красные решили, что это и есть тело генерала Корнилова, после чего тело бывшего Верховного Главнокомандующего Русской армии, накрытое брезентом, было отвезено в Екатеринодар.
Сорокин и Золотарев распорядились сделать фотографии тела погибшего генерала. После фотографирования останков Сорокин и Золотарев приказали сорвать с тела китель и принялись при помощи своих ординарцев вешать тело на дереве и наносить по нему удары шашками.
Генерал Деникин цитирует в «Очерках Русской Смуты» материалы Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков: «Отдельные увещания из толпы не тревожить умершего человека, ставшего уже безвредным, не помогали. Настроение большевицкой толпы повышалось. Через некоторое время красноармейцы вывезли на своих руках повозку на улицу. С повозки тело было сброшено на панель. Один из представителей советской власти, Золотарев, появился пьяный на балконе и, едва держась на ногах, стал хвастаться перед толпой, что это его отряд привез тело Корнилова, но в то же время Сорокин оспаривал у Золотарева честь привоза Корнилова, утверждая, что труп привезен не отрядом Золотарева, а темрюкцами.
По дороге на городские бойни глумление продолжалось: к трупу подбегали отдельные лица из толпы, вскакивали на повозку, наносили удары шашкой, бросали камнями и землей, плевали в лицо. При этом воздух оглашался грубой бранью и пением хулиганских песен.
По прибытии на городские бойни тело сняли с повозки и, в присутствии высших представителей большевистской власти, прибывших к месту зрелища на автомобилях, стали жечь, обложив предварительно соломой. Когда огонь уже начал охватывать обезображенный труп, подбежали солдаты и стали штыками колоть тело в живот, потом подложили ещё соломы и опять жгли. В течение одного дня не удалось окончить этой работы: на следующий день большевики продолжали жечь останки генерала, жгли и растаптывали ногами. Позже собранный пепел был развеян по ветру. Посмотреть на это зрелище собрались из Екатеринодара все высшие командиры и комиссары, бывшие в городе.