«Я из «Вагнера»… Беседа с бойцом ЧВК, участником сирийской кампании.

Что такое ЧВК «Вагнер», как туда попадают? Как воюет «Вагнер»? 

Когда вся пена вокруг ЧВК «Вагнер» спала, выкладываю свою беседу с одним из «вагнеровцев». 

Судите сами…

В.Ш. Сколько ты пробыл?
ЧВК.
 Полгода.

В.Ш. Контракт полностью?
ЧВК.
 Полностью.

В.Ш. Ты ездил через Краснодар, я так понимаю?
ЧВК.
 Да. От музыкантов (?)
В.Ш. Из Краснодара какая география, куда ты?
ЧВК.
 Ты нумерацию отрядов знаешь?

В.Ш. Нет.
ЧВК.
 Тогда и не буду говорить, в принципе, не суть.

В.Ш. Отряды — это были роты, батальон?
ЧВК.
 Расслабленный батальон или усиленная рота. 300 человек личного состава.

В.Ш. С бронетехникой?
ЧВК.
 О! Бронетехника была. По одному БРДМ на роту, а так в основном грузовики…

В.Ш. Куда ты попал дальше?
ЧВК
. Мне сказали, что, учитывая мою репутацию, мне подойдёт самоё лихое подразделение этой организации. Очень талантливый командир отряда, замкомандира. Если сказать совсем кратко, остальные отряды очень быстро понесли потери и наступательный потенциал, утратили. А наш отряд фактически все задачи в этой командировке и затащил.

В.Ш. Сколько вас было всего? 
ЧВК.
 Точно не знаю. Несколько отрядов было. По нумерации их чуть больше. Одно время хотели набирать ещё больше отрядов, но потом отказались от этой мысли. Пытались делать ещё одну организацию — набирать людей с нероссийскими паспортами. Но барахлит, идёт через пень-колоду, я не знаю, получится, или нет. Короче, я слишком глубоко в вопросы, не касавшиеся моей компетенции, не вникал.
Соответственно, силами нашего отряда прорвали полосу…

В.Ш. Командовал ветеран?
ЧВК.
 Ты имеешь в виду — ветеран боевых действий? Да, конечно. Он в этой организации чуть ли не с самого начала. И в Луганске он был, и Пальмиру один из отрядов под его командованием брал. То есть человек с большим опытом.

В.Ш. Бывший офицер?
ЧВК.
 Ну, знаешь, то, что он служил в российской армии — точно. Дослужился ли до офицера — я не знаю. Замкомандира у нас точно был офицер, с опытом ещё с Грозного. Такой вот сплав опыта и молодости.

В.Ш. Вы там были по именам или по псевдонимам?
ЧВК.
 По позывным. По позывным всё. Иногда по имени — отчеству можно. Но в большинстве случаев по позывным нам удобнее.

Сначала силами нашего отряда прорывали полосу «опорников» вражеских. Это по направлению на Акербат. Потом за два дня неполных наш отряд взял Акербат. Почему я говорю — наш отряд, потому что остальные, ну…стояли рядом и в этом веселье не принимали участия. Потом мы пробивали подходы к Евфрату, потом форсировали Евфрат. Опять же, наш отряд был на том берегу, все остальные остались на этом…

В.Ш. А на чём форсировали?
ЧВК.
 На резиновых лодочках. Мою машинку и несколько машинок перевезли сирийскими транспортёрами, потом транспортёры сломались, а понтонный мост никто не навёл. То есть предполагалось, что мы захватим плацдарм, сирийцы наведут понтонный мост, и по нему потоком могучая сирийская и российская армия хлынут и врага сметут.

Действительность оказалась немножко другая — транспортёры сломались, понтоны не навели, и в итоге мы отрядом остались на том берегу. БК было только то, что с собой привели, раненых увозили на резиновых лодках. Вопрос был очень простой: или мы, не оглядываясь ни на кого, забьём всего противника, какой есть у нас в пределах видимости, и офигенно расширим плацдарм, или нас прижмут к берегу и добьют. Поэтому личный состав нашего отряда избрал первый вариант, там махач был — вообще. Я не знаю, гордиться нехорошо, надо быть скромным… короче, пока три дня плацдарм расширяли я там много чего наворотил.

В.Ш. Это там Асапов погиб?
ЧВК.
 Нет, не у нас. Эти три дня «федералов» не было. А понтоны навели потом лихо, когда прибыли российские понтонёры, очень быстро и очень качественно сделали. Где молодцы — там молодцы, я зря критиковать не буду.

В.Ш. Дальше что было?
ЧВК.
 А после этого, собственно, основная охота (?) закончилась. Противник ещё чуть пободался, мы, сколько нам поручили, зачистили, вошли в соприкосновение с подпиндосовскими курдами. Ну а потом нас оттуда вывели. Месяц постояли, посмотрели на горы, помедитировали и потом окончательно вывели.

В.Ш. Куда вывели?
ЧВК.
 Я точно место не скажу, там были нефтяные поля…Приготовление к отбытию домой. И вот в самом конце декабря прибыли в Россию, и вот, соответственно, дома. По результатам участия писал дневники каждый день, там 400 страниц текста получилось. Но была такая ситуация — всё это уничтожил. До начальства дошло, что я что-то пишу. И мне посоветовали с этим завязывать. Может, оно и к лучшему. Сейчас публиковать нельзя, а лет через 10 произойдут события, и это будет никому не интересно.

В.Ш. Расскажи впечатления об «игиловцах», о противнике вообще.
ЧВК.
 Большая часть тех, с которыми мы сталкивались, были русскоязычные наёмники — самые разные: таджики, узбеки, кавказцы. Я так понимаю, что их специально ставили против нашего отряда, потому что они в бою пытались прикинуться своими — и по рации, пароли нередко знали, понимали, о чём мы говорим, т.е. перехватывали радиопереговоры. Кроме того, они явно мотивированные. Человек, который припёрся в другую страну, явно более мотивирован, чем местный, которого принудительно забрили. Судя по внешнему виду, среди пленных, которых брали, довольно значительное количество составляют наркоманы со стажем. То есть, ему 30 лет, а он выглядит на все 50. И наш док тоже самое говорил, что много исколотых и в ломке валяются через пару дней.

В.Ш. Ты про русскоязычных?
ЧВК. 
Узбеки, таджики, киргизы, казахи. Русские тоже были, которые против нас стояли, но живьём взять никого не удалось. Предполагаем, что русские — по совокупности признаков. Тушняк был с надписью «не для продажи», тельняшки оставались после них, патроны 5.45. То есть очень много признаков, которые указывают на славян.

В.Ш. А не могли хохлы быть?
ЧВК.
 Хохлы? Они бы работали с оружием 7.62 или с натовским.

В.Ш. Почему? У них 5.45 — сколько хочешь.
ЧВК.
 Ну, очень хотели хохлов найти, но не попались нашему отряду, другим тоже.

В.Ш. То есть не было информации?
ЧВК.
 Была информация, но на уровне слухов, но чтобы реально поймать — не было.

В.Ш. А где, говоришь, нашли эту лёжку со всем добром- с тельняшками и прочим?
ЧВК.
 Это было в Дейр-эз-Зоре.

В.Ш. В самом или под ним?
ЧВК.
 В окрестностях. Там же город потихоньку перетекает…вот по берегам Евфрата. Где бодались с ними, там и нашли.

В.Ш. Зарплату всю выплатили?
ЧВК.
 Нам да. За остальных не скажу. Но нашему отряду, который больше всех воевал, выплатили всё и даже кое-кому премии за награды.

В.Ш. Сколько вы потеряли за полгода наступления?
ЧВК.
 30- 200, по сотню — 300.

В.Ш. Это только ваш отряд?
ЧВК
. Да. Но и мы бились больше всех. Фактически за всех!

В.Ш. Получается, треть отряда выбыла из строя?
ЧВК. Ну, фактически — да. Если учесть, что взвод огневой поддержки, т.е. тяжёлое оружие и тыловики не теряли, считай, вообще никого, то штурмовиков — больше половины.

В.Ш. На чём? От чего?
ЧВК. Главным образом — стрелковое оружие. Артиллерии у противника было очень мало, совсем не сравнить с украми. Подрывы на минах носили единичный характер. То есть, как только мы прорвали полосу «укрепников», стали наступать, они масштабно минировать не успевали. Соответственно, главным образом — потери от стрелкового оружия.

В.Ш. Снайперы, или просто перестрелки?
ЧВК
. Снайперы… возможно, что-то, что можно назвать снайперами, только один раз в Дейр-эз-Зоре, когда очень сильно наш взвод попал, буквально за день куча двухсотых -в голову, в грудь. И буквально на следующий день перебросили группу тяжёлых снайперов наши, бригадного подчинения. Я с ними работал. Они быстро забили пятерых человек, подловили группу «духов» с оптикой, выследили их ночью и «отоварили». И после этого такой плотный огонь точный прекратился, и всё. То есть это единственный случай применения снайперов.

В.Ш. Сколько тогда человек погибло?
ЧВК. У нас? Три «двухсотых» за день, и несколько тяжёлых «трёхсотых».

В.Ш. Голова, грудь?
ЧВК.
 И не только голова, грудь. Там были феерические случаи. Один раненый. Помню, оказывают помощь, смотрю, нет задницы. Думаю, как же это так осколком? Оказывается, у него «ВОГ» был в ленте, а туда пуля ударила, и он взорвался. Короче, были такие, очень тяжёлые ранения, довольно редкие, которые не часто увидишь.

В.Ш. Если сравнивать с Донбассом, какие ощущения?
ЧВК.
 Совсем другая война. Во-первых, здесь у нас профессиональный личный состав. У всех минимум одна война, у кого три, у кого четыре. Второе — очень мотивированные люди. На Донбассе были разные, и когда начинался реальный жёсткий махач, многие сваливали. А тут, в общем, очень конкретные ребята, приятно работать. Исключительно толковое командование. От командира всё зависит. Вот в этом плане очень доволен. Средства связи — выдали. Радиостанции. Правда, маловато было, вооружение — то же самое, что на Донбассе, может, даже в чём-то хуже. По крайней мере, дали оружие, но…

В.Ш. «Шмелей» не дали?
ЧВК.
 Мало очень было. Термобаров не было, «морковок» не было к РПГ. То есть по пехотным средствам было плохо. Противник вполне достойную конкуренцию составлял, потому что «стрелковка» у него та же, вместо наших «Уралов» у них пикапы, а я думаю, в тех условиях — это однозначно лучше. Беспилотники их работали прекрасно, наши никак не работали, средства связи у них работали хорошо. То есть, как бы не в одни ворота играли.

В.Ш. Какая-то разведка была у вас? То есть что-то вам давали — данные какие-то, перехваты?
ЧВК. Очень грустно всё с разведкой. Ситуация выглядит таким образом — если наш беспилотник работает, он типа самолёта, летит на большой скорости, снимает. Малейший крен какой-то — он снимает не тот квадрат, который ему надо. Заказали мы разведку, пока заказ пришёл «наверх», пока спланировали, пока его отправили, пока получили данные, пока нам спустили — оно уже не никому не надо. Вот в этом плане маленькие беспилотники вражеские — гораздо эффективнее. Командиру надо — он отправил его, посмотрел обстановку…

В.Ш. А у нас большие, здоровые?
ЧВК.
 Да. Дорогая и совершенно бесполезная хрень.

В.Ш. То есть неактуальная с точки зрения…
ЧВК. 
Я уже вслух лишний раз не скандалю, потому что «оргструктуры» нашли мне угрозу, которую я боюсь. Сказали, что если буду скандалить, меня не пустят в следующий раз воевать. Реально…

В.Ш. Собираешься туда вернуться?
ЧВК.
 Я готов ехать куда угодно, где есть реальная работа. Лишь бы дали. А приехать, допустим, на Донбасс и тупо там сидеть под обстрелами не моё..

В.Ш. Возвращаясь к повестке. Что у тебя по планам?
ЧВК.
 В задумчивости я. Если совсем кратко сказать, очень сильно мне понравилось всё, и я хотел бы продолжить, тем более ещё и платят.

В.Ш. Сколько у тебя на передых?
ЧВК.
 Понятия не имею. Нас отправили в отпуск, сказали буквально следующее: «Когда понадобитесь, вам позвонят». Причём могут позвонить сразу, могут через 9 месяцев, могут не позвонить вообще.

В.Ш. А сама контора осталась там?
ЧВК.
 Конечно, осталась. Есть отряды, кто-то там работает. Мой остался. Его не расформировали.

В.Ш. Получается, сколько у вас непрерывное боесоприкосновение происходило?
ЧВК. 
Стояли мы рядом с противником фактически с самого начала, т.е. как с июня встали, они пытались ночью просочиться на наши позиции, мы их отбивали огнём, они подрывались на минах. В общем, с противником мы беспрерывно конектились где-то с июня и где-то по конец ноября. Активные боевые действия — это где-то месяца три, скажем честно. Август, сентябрь, октябрь.

В.Ш. Это как раз наступление на Пальмиру…
ЧВК. Пальмиру уже брать не надо было, она уже была наша, наступление на Акербат. А потом через Пальмиру-матушку все телодвижения с Евфратом и Дейр-эз-Зором.

В.Ш. А на Евфрат когда вышли?
ЧВК.
 Это было в начальных числах сентября. Точно какие — не скажу. Всё было в сгоревших дневниках.

В.Ш. Какова была их активность? Пытались ли они наступать, контрнаступать?
ЧВК.
 Пытались. Но, честно говоря, игра была равна, играли два г… На Донбассе, по крайней мере, когда противник воевал, их дохрена, такая бронетехника, артиллерия, если бы у ИГИЛа было столько артиллерии, сколько было у укров, я вообще не знаю, что с нами было бы. Но артиллерии не было. Танков тоже. Ну, изредка какой-нибудь там бегает-стреляет, наши его отыщут и забьют. Пехота? Ну, меньше было, чем на Донбассе. Правда, получше пехота, конечно. По морально-волевым и пр.

В.Ш. То есть морально мотивирована?
ЧВК.
 Конечно, в этом плане — да. Короче говоря, я ожидал гораздо худшего, потому что смотришь телевидение, думаешь: «Блин, там сплошь шахиды!». Да, были шахиды и на машинах, и пешие. Были потери от них. Но если 300 человек, пусть даже очень мотивированных, могут существенно повлиять на судьбу войны, значит, это очень маленькая война.

В.Ш. Авиация вас поддерживала?
ЧВК.
 Непосредственно нас — когда Акербат брали, два вертолёта нанесли БШУ по городу. Вот на этом всё ограничилось. Вообще, наше командование отказывалось от поддержки авиации и, по большому счёту, от поддержки артиллерии тоже уклонялось. Почему? Очень велика вероятность была, что по нам попадут. С артиллерией вообще проблема большущая. Дело в том, например, что когда в Дейр-эз-Зоре наступали, а наш отряд единственный сохранил боеспособность, ему артиллерии придали немеряно. Ну, немерено для двухсот человек: две батареи «Градов», несколько батарей гаубиц, что-то там ещё…

В.Ш. Сирийских или наших?
ЧВК.
 Наших. И наших, и контрактных, и вообще всё, что было на том месте наше. Но не было ни одного корректировщика, который мог бы всем этим управлять. Поэтому командование отказалось от поддержки артиллерии. Корректировщики наши, которые были наши пехотинцы, они на тот момент получили ранения и их эвакуировали, а приданные корректировщики отказывались идти со штурмовиками. А если корректировщик сидит в тылу, непонятно, как он накорректирует.

В.Ш. Условно говоря, вас мы называем «вагнеровцы», армия — «советы», корректировщики какие — «вагнеровцы» отказывались идти или «советы»…
ЧВК.
 Да, «вагнеровцы», но соседи.

В.Ш. Их просто отправляли дальше?
ЧВК
. Ну, их просто отправили обратно, откуда их прислали к нам с бригады, и всё.

В.Ш. Вообще наказание какое было основное — отправка?
ЧВК.
 Да, просто отправка в тыловые подразделения, если не сильно проштрафился, либо в «союз», если сильно.

В.Ш. Но тогда уже никто ничего не платит?
ЧВК.
 Я не знаю, какова их судьба. Что-то там выплачивают, голую зарплату за какое-то время, без боевых, без премий. Но я опять же не вникал, меньше знаешь — крепче спишь.

В.Ш. Получилось у тебя шесть месяцев?
ЧВК.
 Да, ровно шесть месяцев.

В.Ш. Как ощущения от самих сирийцев?
ЧВК. Я с ними почти не общался. Ну, ездили в город, покупали медикаменты, когда командование отпустит, на всё подразделение. С военными — они отдельно, мы отдельно. Но есть такой момент. Я к сирийцам в Сирии относился нормально.
Наши по-разному относились к сирийцам. Я исходил из того, что лишний раз трепать себе нервы на войне нет смысла поэтому старался позитивно относиться к «мирняку», относиться нейтрально к противнику. В отличие от бандеровцев, у меня особой ненависти нет. Ну, выполняешь боевую задачу…

В.Ш. Пленные были?
ЧВК. Да, конечно.

В.Ш. Русскоязычные?
ЧВК.
 Да. Много было русскоязычных пленных.
В.Ш. Именно республики Средней Азии? 

ЧВК. Ну, да. Прекрасно по-русски говорят. Были у нас здесь, работали строителями по всей России, а потом поехали туда заработать денег.

В.Ш. За деньгами?
ЧВК.
 Да.

В.Ш. А мотивация — только деньги, или…
ЧВК.
 Ну, один, помню, говорит: «Мы воюем за нашу веру». Я: «Интересно, какая у тебя вера?». Он: «Вера — это джихад». Я: «Любопытно. Ислам — знаю такую веру, знаю буддизм, христианство, а джихад — не знаю. Какие у вас положения, каноны?». В итоге объясняется всё просто — пообещали домик, двух жён и кучу денег. Вот с кем часто беседовал, мотивация сводилась к такому. Но, я думаю, придуряются. Убеждённого исламиста и в расход пустить могут. Нахрен он живой нужен? Потому в плену все сразу ноют — или «меня заставили», или «обманули». Кто скажет, что он идейный, ненавидит русских и хочет их убивать?

В.Ш. И что с ними дальше?
ЧВК.
 Их отвозили на допрос куда-то выше, к командованию. А что после беседы с ними было — даже не знаю. Были даже слухи, что депортировали обратно на родину, в Казахстан, Таджикистан, чтобы там их судили. Разумеется, наверняка были случаи, когда пленным не так везло. Но я скажу кратко — меньше знаешь, крепче спишь. Куда меня не просят, не лезу. Работаю строго в своём диапазоне.

В.Ш. Связь с домом была?
ЧВК.
 Никакой! Только на базе, откуда вышли на боевые и куда вернулись. А когда по провинциям ходили — никакой. Во-первых, там связи почти нет. Если идут боевые действия, то все вышки, ретрансляторы и проч. разбиваются огнём в первую очередь. А во-вторых, за найденный сотовый сразу лишали зарплаты. Потому, что любое включение сразу отсекалось и нашими, и «духами». А уж разговор на русском это просто вскрытие нашего прибытия в район и расположения. Поэтому рассказы, типа, мне мой друг из района боевых действий позвонил, это враньё галимое! Я своих домашних услышал за неделю до отлёта в Россию, когда уже был на базе. А так пять месяцев был вне связи.

В.Ш. А если бы что-то случилось дома? Или если человек был ранен, если «двухсотый»? 

ЧВК. Ну, связь была у командования. Через знакомых, через тех, кто вернулся, можно было выйти на руководство. А оттуда могли по цепочке передать в отряд, что у такого-то проблемы, могли даже отправить домой. Был такой случай. С ранеными и двухсотыми тем более — сразу эвакуировали в Россию. Хранить «двухсотых» там просто негде. Не зарывать же? Случись такое, народ просто бы разбежался. Пункт «возвращение тела на родину» это было святое.

В.Ш. В самом Дамаске не были?
ЧВК.
 В аэропорту. Прилетали и улетали.

В.Ш. Красоту сирийскую ты не видел.
ЧВК.
 Нет. Я видел красоту, когда город берёшь, с холмов в бинокль посмотрел на разрывы. Красиво, кругом минареты…а потом уже пошли на штурм, не до того.

В.Ш. Забитых много видели?
ЧВК. Противника? Поначалу не очень. Они довольно часто — побросали оружие, разгрузки и сбежали. Потом уже, под конец, когда наши их прижали к курдами, вот там много их навалили. В Дейр-эз-Зоре очень много набили. Десятками валялись.

В.Ш. Медицина была нормальная у вас?
ЧВК.
 У нас классный док был. Ещё с Донбасса. Вот он умница – кучу народа спас. С ним было надёжно. Медикаментов у него было вдоволь. Брали склады «духовские» там всё самое современное, лучшее. Поэтому ему раздолье было.

В.Ш. Я так понимаю, духов гонять ещё долго будут?
ЧВК. С момента нашего ухода главная фаза-то закончилась. Противник начал массово сдаваться в плен, причём настолько массово, что поваров из тыловых подразделений перевели в передовые, чтобы кормить сдающихся, а то не успевали.

В.Ш. Ты можешь оценить общие потери бригады?
ЧВК. Я за всю бригаду не скажу. Но думаю за полгода боёв под сотню «двухсотых» мы потеряли.

В.Ш. А средства защиты были?
ЧВК. Броники и каски, но мы их не надевали. Когда жара до +39 в тени, броник —  абсолютно не вариант. Особенно при штурмах. Одно подразделение, не наше, пыталось в бронежилетах, касках штурмовать, так они до противника не дошли. Ходили потом по всему полю, собирали с тепловыми ударами бойцов. Абсолютно невозможно. Плюс к тому бронежилеты сами по себе хреновые, как мешок висит. Очень тяжело в нём. Неудобный, в отличие от компактных броников, когда прижаты к телу. Но если прижаты, перегрев будет. Плюс к тому — нужно нести на себе БК индивидуальный, групповое оружие. Если ты всё это наденешь и ещё бронежилет, то даже в нормальную температуру далеко не уйдёшь, а если всего этого не возьмёшь, какой смысл идти в бой?

В.Ш. Как вообще переносили климат?
ЧВК
. Очень много было поносов, тепловых ударов и возрастных проблем со здоровьем. Потому что много пожилых людей, а там и гипертонии, и чего только не было. Вообще в ЧВК большинство людей за сорок. Молодёжи очень мало. У молодых ещё много всяких вариантов заработать себе на жизнь. А вот у пожилых и возрастных других способов нет. Особенно в провинции. И «Вагнер» это хороший вариант. А что? Дети уже выросли, ничто особо не держит. Опять же и опыт боевой у большинства. У кого ещё с первой Чечни, а кое кто ещё и Афган «зацепил». Во-вторых, молодёжь — 70 % в армии не служила…

В.Ш. И что дальше?
ЧВК. Дальше, как в поговорке: «Поживёшь подольше — увидишь побольше». Для ЧВК это особенно актуально.